А.УСОВ (640026, г.Курган, а/я 2540; или usoff@narod.ru)
Главная страница:www.usoff.narod.ru

                       КРИТИКА "КАПИТАЛА" МАРКСА
                             статья восьмая

                          СУЩНОСТЬ КОММУНИЗМА

                               "...Коммунисты могут выразить свою те  -
                               орию одним положением: уничтожение част-
                               ной собственности." (1.3.154)


   Выше мы попытались дать анализ некоторых из основных принципов поли-
тической  экономии  в той мере,  в какой это необходимо для правильного
понимания марксистской теории и критики последней. Настало время поста-
вить еще один вопрос, которого мы до сих пор если и касались, то только
вскользь.  Речь идет о так называемой ТАЙНЕ ТОВАРНОГО ФЕТИШИЗМА. Поста-
новка  и  решение  этого вопроса,  - для нас пока безразлично насколько
верно это решение, - принадлежит всецело Марксу и только ему. Ни у Ада-
ма Смита,  ни у Рикардо,  ни у других экономистов (я оставляю в стороне
эпигонов марксизма) мы не найдем ни слова о товарном фетишизме.  Разоб-
лачение  тайны  последнего  является  исключительно завоеванием Маркса.
Причем особенность названного вопроса состоит в том,  что он объединяет
по сути дела два вопроса это,  во-первых,  критика капитализма,  и,  во
вторых,  органически вытекающее из этой критики понятие коммунизма. Ра-
зоблачение  тайны  товарного  фетишизма  одновременно бросает свет и на
сущность коммунизма.  Поэтому  и  обсуждение  этого  вопроса  интересно
вдвойне.
   Но мы вынуждены начать несколько издалека. Марксово понятие о товар-
ном фетишизме имеет богатую философскую предысторию. Даже само словечко
"тайна" употребляется им далеко не случайно и является в его устах ско-
рее философской категорией,  чем заурядным словом.  Вот на этой-то пре-
дыстории мы и должны вкратце остановиться.
   Первое (по крайней мере по значимости) покушение на тайны мира  сего
было предпринято Фейербахом. Объектом его критики стало христианство.
   То, что чуждо тебе,  говорит Фейербах, не может волновать тебя, тро-
нуть  твое сердце,  занять твой разум.  Человек вообще ни в каком своем
движении, мысли или поступке не может выйти за пределы самого себя, так
сказать,  отделаться от себя.  Всякое столкновение с внешним миром есть
прежде всего столкновение с самим собой.  Предмет, обжигающий мою руку,
причиняющий  мне  боль,  тем самым заставляет меня почувствовать самого
себя, приводит меня в себя,  открывает меня самому себе. Всякое отноше-
ние к внешнему миру есть отношение к самому себе. Все, что человек ищет
и находит в этом мире,  все чему он радуется и от чего страдает,  все к
чему стремится и от чего бежит - все это он носит в себе и с собой.  Он
создает образ бесконечного существа,  потому,  что в самом себе ощущает
эту бесконечность; он ищет вечной любви, превращает последнюю в атрибут
бога,  потому что потребность в любви является его собственной наиболее
глубокой потребностью; он создает в фантазии всемогущее существо именно
потому, что слишком отчетливо чувствует свое ничтожество, смутно созна-
вая  при  этом  свою  потенциальную  способность  сокрушить  любое пре-
пятствие,  перешагнуть любой предел. Созидание бога есть мечта человека
о  самом  себе,  мысленное созидание самого себя;  его конфликт с богом
есть конфликт с самим собой.  Таинственная, потусторонняя сущность бога
есть  посюсторонняя  сущность  человека.  Разгадку тайн религии следует
искать в антропологии.  Но тем самым вся таинственность разом  спадает;
не нужно более прилагать неимоверных усилий,  истязая себя в бесплодных
попытках постичь бога, приблизиться к нему: мутное зеркало религии не в
состоянии   отразить   ничего,   кроме   простых,  человеческих  истин.
Единственное что оно может - это только исказить их,  придав им  мисти-
ческий,  потусторонний смысл. Долой мистику, иссушающюу разум догматику
и схоластику,  долой все, что разрывает человека, противопоставляет его
самому себе, разрушает его духовный мир; вместо того, чтоб вглядываться
в загадочные лики святых,  приди к себе, вернись к живой жизни, взгляни
в лицо живого человека - вот истина, вот твой бог!
   Логика Фейербаха небесспорна,  но в целом его критика имеет подлинно
философский  (в отличие от пресловутого научного атеизма) характер.  Он
не пытается доказать нам,  что Библия является фальсификацией  или  что
чудеса,  в  которые  нас призывает верить религия противоречат здравому
смыслу и "данным науки";  или что Христос - всего  лишь  жалкий  фигляр
или, в самом лучшем случае, просто реальный человек, "прогрессивный для
своего времени" общественный деятель безо всякой мистики и т.д. и т.п.;
или что "страх породил богов" и т.п.  Подобная критика всегда носит ха-
рактер политической оппозиции религии, а потому ненаучный характер, хо-
тя  всегда вещает от имени науки.  Религиозное сознание оказывается вы-
нужденным защищать себя,  но не потому,  что оно право по сути и  может
доказать  свою правоту,  но просто в силу логики самой борьбы.  В целом
полемика приобретает характер военных действий. При этом возможны пора-
жения  на внешнем фронте как той,  так и другой стороны,  но внутренние
резервы остаются неуязвимыми для противника, они не только не растрачи-
ваются,  но  мобилизуются,  получают  смысл и оправдание.  В результате
внешней борьбы можно обезвредить противника, но нельзя проникнуть в его
внутренний мир,  нельзя сокрушить этот мир,  - но только в этом и может
заключаться действительная цель научной критики,  в отличие от тех  це-
лей,  которые  ставит перед собой критика оружием.  Воинствующий атеизм
поэтому вместо того,  чтоб одержать победу над противником, сам обеспе-
чивает  последнему  жизненное пространство,  т.е.  достигает цели прямо
противоположной той, которую перед собой ставил.
  Атеизм Фейербаха иного рода. Он не нападает на христианство из-за уг-
ла,  но свободно входит в мир религиозного сознания,  предоставляет ЕМУ
САМОМУ  свободно  высказаться и в результате этой исповеди оказывается,
что атеизм является собственной сущностью этого сознания, его собствен-
ной потаенной мыслью.  Перефразируя Лессинга можно сказать, что то, что
есть истинного в христианстве,  по сути атеистично,  а то,  что не ате-
истично,  то не истинно. Заслуга Фейербаха не в том, что он изобрел ка-
кой-то новый аргумент против религии.  Наоборот,  свою задачу он  видит
совершенно в другом: он не предъявляет к религии никаких требований, не
пытается навязать ей внешне эффектную,  а по сути совершенно бесплодную
полемику  с  естествознанием  и даже основной вывод Фейербаха,  что бог
есть человек,  далеко не нов, его можно найти уже у древних греков. Но,
тем не менее,  Фейербах сделал гораздо больше, чем все его предшествен-
ники: он продемонстрировал религиозному сознанию его собственное содер-
жание,  его  собственную  суть.  Но раз то что есть истинного в религии
познано и понято,  то сама религия обращается лишь в форму, в скорлупу,
которую  следует  отбросить  ибо она мешает правильно смотреть на вещи.
Религия просто перестает существовать,  как перестает существовать  за-
гадка,  как только она однажды разгадана.  Фейербах же выступает не как
борец, разящий своего врага,  но как врач,  помогающий  больному  исце-
литься (если только последний сам того желает).
   Итак Фейербаху принадлежит честь разоблачения тайны  христианства  и
религии вообще.  Но мысль на этом не может остановиться. Христианство -
это не только некое мыслимое содержание,  это - образ жизни, определен-
ное миропонимание и мировосприятие.  Крушение мира иного поэтому не мо-
жет не отозваться на земной жизни;  критика религии не может  не  пере-
расти в критику самой действительности, душой которой является религия.
Критика иллюзорного, мистического существования влечет за собой потреб-
ность  в действительном существовании и означает возврат к жизни реаль-
ной. Утратив рай на небе человек не может более мириться с адом на зем-
ле; тот, кто познал себя как бога не может мириться с ничтожностью сво-
его посюстороннего бытия.  Существование человека должно быть адекватно
его  сущности,  внешний мир должен быть приведен в соответствие с внут-
ренним содержанием.  Поскольку религия уходит своими корнями  в  способ
материального существования людей,  постольку критика религии,  продол-
женная далее известного пункта, трансформируется в критику этого спосо-
ба существования.
  С этого пункта начинается марксизм.
  Иллюзии религии порождаются иллюзорностью самой  жизни.  Иллюзорность
эта  состоит  далеко не только в том,  что человек лишен своей действи-
тельности,  подавлен себе подобным, что его эксплуатируют господин, по-
мещик, капиталист. Рабство есть реальное ПРОЯВЛЕНИЕ ничтожности челове-
ка, но не ПРИЧИНА его. Дело далеко не исчерпывается тем, что трудящийся
оказывается в зависимости от феодала или капиталиста. Корень зла глубже
и кроется  в том,  что индивиды в процессе своей материальной жизнедея-
тельности оказываются в рабской зависимости от ими же созданных  объек-
тивных отношений. Рабовладелец, феодал, капиталист являются лишь персо-
нификацией этих отношений. Поэтому и устранение указанных лиц с полити-
ческой и экономической арены еще не влечет за собой подлинного освобож-
дения. Причину рабства следует искать в частной собственности.
   Частная собственность,  понимаемая в самом широком смысле,  есть от-
носительная материальная независимость человека от общества;  это есть,
просто говоря,  свобода действий и в этом Маркс видит корень зла.  Если
каждый член общества действует независимо от всех остальных, то общест-
венное развитие в целом представляет собой, так сказать, векторную сум-
му усилий и действий отдельных членов общества,  но поскольку, как ска-
зано,  каждый из этих членов действует независимо от других, то указан-
ная  сумма складывается как СТИХИЙНЫЙ ЕСТЕСТВЕННЫЙ процесс ход которого
не зависит ни от воли отдельного индивидуума - это само собой  понятно,
-  ни от воли государства,  поскольку оно стоит на защите права частной
собственности. Таким образом как процесс развития общества, так и зако-
ны  этого  развития предстают перед индивидами как внешний материальный
факт, овеществляются, фетишизируются и действие этих законов происходит
аналогично  действию стихийных природных сил "когда над головою рушится
дом". Таким  образом  результат  сознательной  деятельности индивидов в
масштабах всего общества не только не  контролируется  ими,  не  только
осуществляется  помимо  их  воли и сознания,  но они сами оказываются в
полной зависимости от него, они сами воспринимают его как внешний мате-
риальный  процесс,  протекающий независимо от воли каждого из них в от-
дельности. Отношения между людьми утрачивают  ясность  и  прозрачность,
приобретают вещный характер,  отделяются от людей.  Последние превраща-
ются в рабов своих собственных отношений.  Субъект и предикат  меняются
местами,  мир  переворачивается с ног на голову.  Поскольку это явление
наиболее полно  реализуется  в  обществе,  в  котором  принцип  частной
собственности получает наиболее универсальное развитие,  т.е. при капи-
тализме,  в условиях товарного производства,  то отсюда и сам термин  -
товарный фетишизм.
  Чтобы лучше уяснить сказанное приведем несколько примеров.
  Представим сапожника,  производящего  сапоги  на рынок.  (Этот пример
где-то использует Бухарин).  Как  частный  производитель  наш  сапожник
действует  в  рамках существующего разделения труда и частной собствен-
ности.  Ни потребители, ни производители не связаны никак друг с другом
за исключением тех связей, которые на них налагает рынок. Посмотрим как
это обстоятельство отражается на деятельности сапожника.  Прежде всего,
сама цель его деятельности - удовлетворение потребности в обуви,  - яв-
ляется для него не целью, а лишь средством, благодаря которому он имеет
свой  кусок  хлеба.  Таким  образом уже здесь можно усмотреть известное
противоречие: деятельность, направленная на удовлетворение определенной
потребности сама является лишь средством для достижения каких-то посто-
ронних по отношению к данной потребности целей.  Далее,  размер потреб-
ности в обуви неизвестен сапожнику, он его нащупывает "вслепую". Всякое
колебание  спроса  на  сапоги  воспринимается  им  либо  как  стихийное
бедствие, если спрос падает, либо как счастье, ниспосланное свыше, ког-
да спрос,  а вместе с ним и цены на сапоги, возрастает. Тоже самое сле-
дует сказать и относительно спроса и цен на сырье для сапог.  Сапожнику
неизвестно состояние дел и перспективы в тех  отраслях  с  которыми  он
связан  технологически (например,  производство кожи,  гвоздей и т.д.).
Всякое колебание цен на сырье может либо разорить его, либо создать ка-
кие-то временные преимущества. Вообще вся его деятельность ничем не га-
рантирована.  Всякое изменение в  технологии  производства,  в  потреб-
ностях, во вкусах, привычках, наконец, простые капризы моды могут прев-
ратить его в  нищего.  Он,  словно  атом  Эпикура,  подчиняясь  всецело
действию слепых рыночных сил,  пытается найти себе место под солнцем, с
той лишь разницей, что если атом неуничтожим, то любой частный произво-
дитель легко может быть раздавлен не только экономически, но иной раз и
физически. Не дай бог, если где-нибудь рядом с мастерской нашего сапож-
ника  появится цех,  производящий те же сапоги более дешево и в гораздо
большем количестве,  не дай бог если какой-нибудь смышленый ремесленник
изобретет приспособление,  значительно увеличивающее производительность
труда, - поистине любые изменения в общественном производстве могут ли-
шить нашего  сапожника  куска хлеба и он в любой момент может оказаться
жертвой общественного прогресса, если только каким-то чудом не окажется
на его гребне.
   Но где таится корень такого положения вещей? Корень скрыт в экономи-
ческом положении самого частного производителя.  Частный производитель,
падающий жертвой стихийных экономических сил, своим собственным положе-
нием и своей деятельностью частного производителя ПРОДУЦИРУЕТ эти  силы
и  соответствующие  экономические отношения и сам является их причиной.
Сапожник, не выдержавший конкуренции и по этой причине лишившийся крова
и куска хлеба, в известном смысле пожинает плоды своей собственной дея-
тельности.  Он является рабом обстоятельств,  но эти обстоятельства  и,
главное,  свою  рабскую зависимость от них,  создает ОН САМ как частный
производитель, как частный собственник. Результаты его собственной дея-
тельности предстают перед ним как внешний, материальный факт от которо-
го он сам оказывается в зависимости. Это и есть фетишизм.
   Другой иллюстрацией товарного фетишизма,  на которую часто указывает
Маркс, является процент. Явление процента в самом поверхностном его вы-
ражении  состоит в том,  что любая сумма денег,  будучи положена в банк
или отдана взаймы, через известный срок возвращается к своему владельцу
с некоторым вознаграждением.  Размер этого вознаграждения играет фунда-
ментальную роль в товарном мире,  однако природа его, по мнению Маркса,
предстает  в совершенно извращенной форме.  А именно:  процент по своей
сущности есть часть прибавочной стоимости, переходящая собственнику ка-
питала.  За  процентом,  следовательно,  стоят реальные отношения между
людьми,  например, между предпринимателем и наемным рабочим, предприни-
мателем и капиталистом. Однако механизм капиталистического производства
таков, что эти отношения, как равно и их сущность, оказываются скрытыми
от агентов производства,  вообще от всякого наблюдателя.  Напротив,  на
поверхность выступает то простое обстоятельство,  что капитал  приносит
процент, т.е. дело представляется так, будто любая сумма денег по самой
своей природе способна приносить процент своему владельцу. Общественное
отношение предстает как объективное свойство вещи (денег). Здесь товар-
ный фетишизм достигает своего апогея.
   Наконец, взглянем на процесс производства и  удовлетворения  потреб-
ностей  в масштабе всего общества.  По мнению Маркса отдельный индивид,
ведущий натуральное хозяйство,  вполне ясно отдает себе отчет в  том, в
чем  он нуждается и каковы способы удовлетворения его потребностей.  Он
полностью контролирует свое производство и  потребление,  его  экономи-
ческая деятельность проста и понятна. При товарном производстве, напро-
тив,  производство отделяется от потребления,  отдельные отрасли произ-
водства друг от друга, средства производства от работника, который ста-
новится наемным,  капитал от предпринимателя и т.д.  Все  экономические
связи приобретают материальный,  вещный характер, отделяются от агентов
производства и процесс производства и потребления в целом отделяется от
индивидов.  Собственное материальное существование последних ускользает
от их контроля и, более того, диктует им формы поведения. Люди оказыва-
ются во власти вещей, вместо того, чтоб самим владеть ими.
   Товарный фетишизм есть наиболее глобальное марксистское  представле-
ние о сущности капиталистического общества.  Сама эксплуатация человека
человеком,  социальная несправедливость и т.д. выступают лишь как част-
ные  явления  развивающиеся  на  базе фетишистских отношений и в рамках
последних.  Петр есть раб не потому, что Иван тем или иным способом от-
нял у него свободу,  но потому, прежде всего, что его (Петра) собствен-
ная материальная жизнь не подвластна ему,  сам способ его материального
бытия  по  своей сущности есть рабство.  Возможное освобождение поэтому
может состоять не в том, чтоб отнять власть у эксплуататоров, но в том,
чтоб овладеть процессом производства, преобразовать стихийное существо-
вание индивидов в сознательно планируемый и организуемый процесс. Толь-
ко после осуществления этого последнего условия существование индивидов
станет адекватно их сущности как разумных существ.  Сама  экспроприация
экспроприаторов оказывается лишь средством к достижению указанной цели.
   Сама собой напрашивается мысль,  что это преобразование означало  бы
второе рождение человека,  его воскрешение из пепла,  и было бы началом
новой эры в истории человечества.  Как будто бы открываются необозримые
горизонты;  кажется,  что вот уже вырисовываются реальные очертания рая
на земле... Но не будем спешить. Обратимся к Марксу и присмотримся вни-
мательнее к ходу его мыслей.

   "На первый взгляд,  - говорит он,  - товар кажется очень  простой  и
тривиальной вещью.  Его анализ показывает,  что это - вещь, полная при-
чуд,  метафизических тонкостей и теологических ухищрений...  Как только
он  делается  товаром,  он превращается в чувственно - сверхчувственную
вещь...  Откуда же возникает загадочный характер  продукта  труда,  как
только этот последний принимает форму товара?  Очевидно,  из самой этой
формы. Равенство различных видов человеческого труда приобретает вещную
форму одинаковой стоимостной предметности  продуктов  труда;  измерение
затрат  человеческой  рабочей силы их продолжительностью получает форму
величины стоимости продуктов труда;  наконец, те отношения между произ-
водителями, в которых осуществляются их общественные определения труда,
получают форму общественного отношения продуктов труда.
   Следовательно, таинственность товарной формы состоит просто  в  том,
что она является зеркалом, которое отражает людям общественный характер
их собственного труда как вещный характер самих  продуктов  труда,  как
общественные свойства данных вещей,  присущие им от природы;  поэтому и
общественное отношение производителей к совокупному труду представляет-
ся им находящимся вне их общественным отношение вещей... Это - лишь оп-
ределенное общественное отношение самих людей,  которое принимает в  их
глазах фантастическую форму отношения между вещами... Это я называю фе-
тишизмом... (10.23.80-82)"

   Еще раз:  в чем же, по Марксу, состоит сущность товарного фетишизма?
Возьмем простой экономический акт - обмен товаров. Частные производите-
ли А и В обмениваются друг с другом производимыми ими товарами. Пропор-
ция обмена устанавливается такой,  что стоимости  обмениваемых  товаров
оказываются  равными.  Экономическое  содержание  этого процесса обмена
состоит в том,  что продукты обмениваются в соответствии с  количеством
труда,  затраченным  на их производство.  Однако для самих контрагентов
обмена именно это содержание не существует вообще.  То простое  обстоя-
тельство,  что на производство товаров затрачен труд получает в их соз-
нании форму стоимости товара.  Товар соглашаются взять в обмен не пото-
му, что на его производство затрачен труд,  а потому,  что данный товар
чего-то стоит,  в то время как в действительности товар  чего-то  стоит
потому, что на его производство затрачен труд. Действительное отношение
в сознании агентов товарного производства переворачивается с ног на го-
лову и предстает в извращенном виде.  Далее, пропорция обмена определя-
ется соотношением трудовых затрат,  вложенных в производство обменивае-
мых товаров,  но и это обстоятельство скрыто от участников обмена. Нап-
ротив,  пропорция обмена устанавливается стихийно,  независимо от  воли
каждого  из  них,  и  даже  вопреки этой воли.  Закон обмена становится
естественным законом наравне с законами природы. Общественные отношения
получают, таким образом, вещный характер. Таким образом содержание про-
цесса обмена товарами реализуется помимо сознания товаровладельцев и их
собственные  отношения предстают перед ними как чуждые и непонятные им.
Содержание субъективных отношений осуществляется как объективная  вещь.
Это - зло, считает Маркс, и оно должно быть уничтожено.
   Но существуют ли,  возможны ли экономические отношения между  людьми
не  носящие вещный,  фетишистский характер?  Сколько стоит сюртук?  Два
мешка пшеницы,  или 10 кг.  сахара,  или столько то унций  золота,  или
столько долларов или рублей и т.д.  Отнимите у меня все эти вещи - пше-
ницу,  сахар,  золото,  деньги, - и вы отнимите тем самым самую возмож-
ность определить стоимость сюртука.  Правда,  у меня остается последняя
возможность:  сказать, что сюртук стоит две недели абстрактного челове-
ческого труда.  Но что такое время?  Что такое секунды, минуты, недели?
Все это есть не что иное как длительность того или  иного  физического,
следовательно "вещного" процесса,  взятая в качестве масштаба времени и
используемая для измерения продолжительности,  в данном случае процесса
труда.  Следовательно  две недели труда ничем не лучше денег,  мешков с
пшеницой или золота - везде мы имеем дело  с  вещами,  везде  стоимость
предстает перед нами в овеществленной форме.  Да и в какой же еще форме
она может предстать?  Как еще мы можем измерить протяженность  если  не
при помощи протяженного предмета,  как можем измерить время если не при
помощи какого-либо процесса,  протекающего во времени, как мы можем вы-
разить стоимость если не при помощи ВЕЩИ,  обладающей  стоимостью?  Но,
могут возразить,  если стоимость есть труд, то 2 часа рабочего времени,
более адекватно выражают величину стоимости, чем, скажем, 1 грамм золо-
та; в первом случае,  так сказать, меньше фетишизма, чем во втором. Это
почему-же меньше?  Что такое упомянутые 2 часа?  Допустим, это время, в
течение которого такое-то количество песка пересыпается из верхней кол-
бы песочных часов в нижнюю. Пусть мне теперь объяснят какая связь между
процессом труда  и  песком в песочных часах?,  каким образом сыплющийся
песок "адекватно" выражает величину трудовых затрат?  Разумеется, ника-
кого "адекватного"  выражения здесь нет,  просто-напросто продолжитель-
ность одного физического процесса мы измеряем  или  выражаем  продолжи-
тельностью другого физического процесса,  причем физически эти процессы
заведомо не имеют между собой ничего общего.  Именно поэтому  продолжи-
тельность рабочего времени, т.е. стоимость, мы можем измерять не только
при помощи песочных часов, но и любым другим способом, каким измеряется
время.  Именно поэтому величину стоимости мы можем выразить не только в
часах рабочего времени,  но и в граммах золота.  Как часы в первом слу-
чае,  так и граммы во втором есть ЕДИНИЦЫ ИЗМЕРЕНИЯ, для которых одина-
ково безразлично ЧТО ими измеряется. Следовательно, в первом случае фе-
тишизма ничуть  не меньше,  чем во втором.  Правда в случае с марксовой
теорией стоимости получается явная неувязка ибо одну и  ту  же величину
стоимости мы можем выразить как в ЧАСАХ рабочего времени, так и в ГРАМ-
МАХ золота. Но это пусть уж Маркс нам объяснит как это так у него выхо-
дит, что продолжительность физического процесса выражается граммами ве-
щества,  т.е.  что ЧАСЫ измеряются ГРАММАМИ!  Однако Маркс не  замечает
этого бревна в собственном глазу потому как занят изысканиями соломинки
в чужом:

 "...Политическая экономия,  - говорит Маркс,  - анализировала... стои-
мость и величину стоимости и раскрыла скрытое в этих формах содержание.
Но она ни разу даже не поставила вопроса:  почему это содержание прини-
мает такую форму, другими словами - почему труд выражается в стоимости,
а продолжительность труда...  в величине стоимости продукта труда? Фор-
мулы,  на которых лежит печать принадлежности к такой общественной фор-
мации, где  процесс производства господствует над людьми,  а не человек
над процессом производства, - эти формулы представляются ее буржуазному
сознанию чем-то  само  собой разумеющимся,  настолько же естественным и
необходимым, как и сам производительный труд. (10.23.90-91)"

   Политическая экономия ни разу даже не поставила... представляются ее
буржуазному сознанию... Какое беспредельное высокомерие слышится в этих
фразах. И как мало мысли! Почему, вопрошает Маркс, труд принимает форму
стоимости?
  В условиях частной собственности  и  всестороннего  разделения  труда
производство   и  потребление  необходимо  отделяются  друг  от  друга.
Представим дело в предельно простом виде: производит А, а произведенный
им продукт потребляет В.  Поскольку А и В существуют независимо друг от
друга и даже вообще могут не подозревать о  существовании  друг  друга,
постольку А вынужден производить "вслепую".  Ему неизвестно как  велика
потребность, на удовлетворение которой он расходует свой труд, насколь-
ко хорошо или плохо производимый им продукт удовлетворяет  данную  пот-
ребность;  ему  неизвестно  даже  существует  ли вообще та потребность,
удовлетворение которой он ставит своей целью.  Он может лишь надеяться,
что  такая  потребность  существует  и все прочие обстоятельства так же
складываются в его пользу.  Но это значит,  что расходуемый им труд САМ
ПО СЕБЕ еще не гарантирует удовлетворение каких либо существующих в об-
ществе потребностей:  он может быть полезным,  но может оказаться,  что
потрачен даром. И это - т.е. то, насколько экономически эффективны тру-
довые затраты А,  - может быть установлено не в процессе самого  труда,
но  лишь  в последствии,  когда труд уже закончен и товар появляется на
рынке.  Короче говоря,  труд еще только должен быть оценен,  еще только
должен  стать стоимостью.  Таким образом труд принимает форму стоимости
потому,  что производство в условиях частной собственности  материально
отделено от потребления.
  Отсюда вопрос:  а там,  где нет этого отделения, - например, в рамках
натурального хозяйства,  или при коммунизме, - там труд принимает форму
стоимости?  Нет, отвечает Маркс, где производство и потребление матери-
ально не противостоят друг другу, там труд не существует как стоимость,
там экономические отношения ПРОСТЫ и ПРОЗРАЧНЫ, там человек господству-
ет над вещами,  а  не  наоборот  и  т.д.  С  этого  момента  начинается
марксистская критика капитализма как общества извращенных экономических
отношений и т.п. Но верно ли это утверждение? Да, конечно, если человек
расходует  свой  труд на удовлетворение своих собственных потребностей,
то...  в самом начале своей деятельности он еще не знает ни объема,  ни
динамики своих потребностей,  ему неизвестно сколько он должен произво-
дить, чтобы удовлетворить ту или иную свою потребность,  ему неизвестно
как он должен производить и т.д.,  - словом и в этом случае он вынужден
действовать "вслепую" и только лишь в последствии, в ходе своей практи-
ческой деятельности он "на ощупь", находит ответы на только что указан-
ные и многие другие,  связанные с его производством и потреблением воп-
росы. Следовательно и в этом случае затраченный им труд сам по себе еще
не гарантирует удовлетворение каких либо потребностей и еще только ДОЛ-
ЖЕН БЫТЬ ОЦЕНЕН; следовательно и в этом случае труд существует как сто-
имость,  разница лишь в том, что поскольку субъект производит и потреб-
ляет в рамках замкнутого хозяйства, постольку труд как стоимость не вы-
ходит за пределы этого хозяйства, материально не оделяется от него и не
принимает  самостоятельной  формы золота или денег.  Иначе говоря стои-
мость и здесь существует,  но на самом первом этапе своего становления.
Следовательно, - отвечаем на поставленный Марксом вопрос, - труд прини-
мает форму стоимости не только  при  капитализме-  в  условиях  частной
собственности,  но  в любом обществе просто потому,  что процесс произ-
водства материально не совпадает с процессом потребления. Так уж устро-
ен человек, что потребность вещи еще не способна произвести самую вещь,
а производство или труд,  направленный на  удовлетворение  потребностей
САМ ПО СЕБЕ еще не удовлетворяет никаких потребностей.  Отношение между
производством и потреблением носит стихийный  характер  просто  потому,
что  эти  процессы не совпадают друг с другом,  но материально отделены
друг от друга и находятся в противоречии друг с другом;  короче говоря,
просто потому, что это - МАТЕРИАЛЬНЫЕ процессы. Отсюда проистекают сто-
имость, деньги, товарное производство, разделение труда, отделение тру-
да от капитала и т.д.  Именно это, самое первоначальное внутреннее раз-
личие и противоречие субъекта является основанием всех дальнейших  раз-
личий  и  противоречий,  составляющих содержание его внешней социальной
жизни.
   Но полно,  возможны  ли  вообще хотя бы какие-нибудь отношения между
людьми, носящие не вещный характер? Ведь даже для того, чтоб поделиться
друг с другом самыми возвышенными и благородными мыслями люди нуждаются
в слове, им, следовательно, нужен звук, воздух, перо и бумага, в конеч-
ном  итоге  -  целые  отрасли материального производства,  производящие
средства интеллектуального общения.  Т.е.  даже чисто  интеллектуальное
общение  может  осуществляться  не иначе как посредством вещей и потому
носит вещный характер.  Человек вообще существо,  между прочим, МАТЕРИ-
АЛЬНОЕ, его связь с внешним миром осуществляется посредством тела и по-
этому связь эта всегда имеет телесный,  материальный характер  и  будет
оставаться таковой  до  тех  пор,  по крайней мере,  пока люди остаются
людьми, а не бесплотными духами. Более того, поскольку человек наделен,
или,  если угодно, обременен телом, то даже его отношение к самому себе
носит "телесный" характер.  ОН САМ есть фетиш. Внутренний идеальный мир
человека,  - мир его мыслей,  идей,  целей и т.д., - реализуется во вне
непременно в виде материальных  движений,  действий,  поступков,  слов,
жестов;  наконец ОН САМ как личность есть нечто телесное, с руками, но-
гами,  зубами, волосами и т.д. Следовательно, его ИДЕАЛЬНЫЙ мир в мате-
риальном выражении есть тело,  ВЕЩЬ,  - что же это, следовательно, если
не фетиш?
   Если слова  "товарный фетишизм" вообще что-то означают,  то под ними
следует понимать не вещный характер человеческих отношений - любые  от-
ношения между людьми всегда имеют вещный характер,  - а то, что эти от-
ношения НЕ КОНТРОЛИРУЮТСЯ людьми,  складываются вопреки их  сознанию  и
воле. Подойдем теперь к вопросу с этой стороны.

   "...Весь мистицизм товарного мира, все чудеса и приведения, окутыва-
ющие  туманом  продукты труда при господстве товарного производства,  -
все это немедленно исчезает,  как только мы переходим к  другим  формам
производства.
   ...Представим  себе  прежде  всего  Робинзона на его острове. Как ни
скромен он  в своих привычках,  он все же должен удовлетворять разнооб-
разные потребности и потому должен выполнять разнородные полезные рабо-
ты...  Несмотря на разнообразие его производительных функций, он знает,
что все они суть различные формы деятельности одного и того же Робинзо-
на,  следовательно, лишь различные виды человеческого труда. В силу не-
обходимости он должен точно распределять свое рабочее время между  раз-
личными функциями. Больше или меньше места займет в его совокупной дея-
тельности та или другая функция, это зависит от того, больше или меньше
трудностей придется ему преодолеть для достижения данного полезного эф-
фекта.  Опыт учит его этому... Все отношения между Робинзоном и вещами,
составляющими его самодельное богатство,  настолько просты и прозрачны,
что даже... " и т.д. (10.23.86-87)

  Верно ли  то что Маркс здесь говорит?  Действительно ли экономическая
деятельность  Робинзона  лишена  всяких  чудес,  мистицизма  и   проч.?
Действительно  ли  отношения  между ним и вещами так просты и прозрачны
как это представляется Марксу?  Верно, конечно, что Робинзон знает, что
все виды его деятельности всего лишь различные формы деятельности одно-
го и того же Робинзона,  но эта истина очень мало облегчает ему  жизнь.
Может  ли он поставить под сознательный контроль,  планомерно организо-
вать свою деятельность? Его окружают вещи, которые существуют по закону
случая.  То есть закономерность, конечно, присуща им, но эта закономер-
ность осуществляется только в потоке случайностей.  Бессмысленно  отри-
цать  случайный  характер мира материальных вещей,  но если бы только в
этом заключалось все зло.  Робинзону приходится  преодолевать  хаос  не
только в своей внешней жизни,  но и в самом себе. Разве его потребности
подчинены ему? Разве он в состоянии регулировать количество пищи, необ-
ходимое для его нормального существования, температуру, при которой ему
тепло и уютно,  время наступления тех или иных потребностей  и  т.д.  и
т.п?  Он конечно,  как разумный человек, может противостоять своим пот-
ребностям,  но он не может снять их,  или удовлетворить, ничего не пот-
ребляя. Его собственные потребности, его тело противостоит ему как неч-
то чуждое ему,  как внешняя необходимость, как нечто такое с чем он вы-
нужден считаться и что диктует ему образ поведения. С какой радостью он
расстался бы с ощущениями голода и жажды оказавшись на острове, где не-
чего пить и есть и где,  следовательно, эти потребности не могут доста-
вить ему ничего, кроме страданий! Нераздумывая он бы отделался от свое-
го тела и всех,  связанных с ним потребностей,  если бы только это было
возможно.  Но,  увы, это невозможно и его собственная материальная обо-
лочка оказывается его тюрьмой,  непосильной ношей под тяжестью  которой
он может даже погибнуть.  Он сам становится причиной своего несчастного
существования и даже своей смерти, - не это ли и есть то, что Маркс на-
зывает - не слишком удачно - "мистикой", "чудом" и т.п.? Именно это са-
мое.  Далее, может ли он (Робинзон) хотя бы определить какое количество
труда  он  должен  затратить для производства того или иного продукта в
котором он нуждается?  Опыт, говорит Маркс, учит его этому. Безусловно,
но  не  об  опыте  здесь идет речь и не об опыте должен говорить Маркс.
Речь идет о сознательном планировании производства. Возможно ли послед-
нее хотя бы в рамках натурального хозяйства Робинзона? Оставим в сторо-
не всевозможные технические трудности вычисления и прочь., хотя они од-
ни делают подобное планирование практически невозможным. Как ведет себя
Робинзон?  Очень просто: он стремится прежде всего удовлетворить наибо-
лее важную потребность, кладет все силы на это и после того как наиваж-
нейшие потребности более или менее удовлетворены, он переходит к произ-
водству  вещей удовлетворяющих потребности менее важные и т.д.  Заранее
он не может сказать в чем он больше нуждается в  пище,  питье,  одежде,
оружии  и  т.д.  Лишь потребности испытываемые им непосредственно могут
сказать ему что он должен делать,  лишь из практического опыта он может
заключить  сколько труда стоит удовлетворение той или иной потребности.
Постепенно он научается соразмерять свои потребности  со  способами  их
удовлетворения,  рационально  распределять  свои силы и соответствующим
образом вести свое хозяйство.  Его деятельность,  таким  образом  носит
стихийный характер,  направляется не разумом, но внутренними потребнос-
тями и внешними обстоятельствами и сама возможность планомерного  веде-
ния  хозяйства  появляется лишь в результате того как Робинзон на опыте
получает представление о том что и как он может производить,  т.е.  как
РЕЗУЛЬТАТ  СТИХИЙНОГО  в своей основе процесса производства и потребле-
ния.  Но эта возможность рационального хозяйствования вовсе не является
венцом  его  деятельности,  но лишь некоторым промежуточным и к тому же
неустойчивым ее результатом.  Он может строить планы,  расчитывать свои
усилия лишь после того, как ему удалось установить некоторое равновесие
между своими потребностями и трудовыми затратами,  направляемыми на  их
удовлетворение.  Пока сохраняется это равновесие он, действительно, мо-
жет сказать сколько труда ему стоит или может стоить тот или иной пред-
мет. Но любое случайное событие (изменения в среде его обитания, столк-
новение с дикими животными, несчастный случай, стихийное бедствие, про-
буждение какой-нибудь новой потребности и т.д.  и т.п.) способно разру-
шить этот баланс и полностью дезорганизовать его деятельность. Всю свою
систему  производства и потребления он тогда окажется вынужденным стро-
ить заново и может быть даже с нуля.  Таким образом деятельность Робин-
зона вовсе не столь проста и прозрачна,  как это представляется Марксу;
эта деятельность есть борьба,  в которой рационализм противостоит хаосу
и далеко не всегда оказывается победителем.
  Да и вообще Маркс,  как кажется,  крупно путается.  Что он собственно
желает нам показать примером с Робинзоном?  Простой и прозрачный харак-
тер  отношений  между Робинзоном и окружающими его вещами (в отличие от
капитализма при котором продукты труда противостоят труду, процесс про-
изводства господствует над людьми и т.д.)?  И для этого он выбирает при-
мер с Робинзоном,  т.е. с человеком, оказавшимся на необитаемом острове
безо всяких средств к существованию,  - оказавшимся,  следовательно,  в
наибольшей зависимости от внешних вещей?  Ведь Робинзон, если взглянуть
на дело здраво,  просто беззащитен перед внешним миром. Самая ничтожная
случайность может его погубить.  Какая уж тут простота и  прозрачность!
Впрочем,  когда  человек оказывается в абсолютной зависимости от вещей,
то в этом случае пожалуй действительно все просто и ясно.
   Другой пример  ПРОСТОТЫ и ПРОЗРАЧНОСТИ экономических отношений Маркс
усматривает в...  экономической  жизни  средневековья.

 "...Мы находим здесь людей,  - говорит он,  - которые все  зависимы  -
крепостные и феодалы, вассалы и сюзерены, миряне и попы. Личная зависи-
мость характеризует тут как общественные отношения материального произ-
водства, так и основанные на нем сферы жизни. Но именно потому, что от-
ношения личной зависимости составляют основу данного общества,  труду и
продуктам  не  приходится  принимать отличную о их реального бытия фан-
тастическую форму.  Они входят в общественный круговорот в качестве на-
туральных служб и натуральных повинностей. Непосредственно общественной
формой труда является здесь его натуральная форма,  его особенность,  а
не его всеобщность, как в обществе, покоящемся на основе товарного про-
изводства... Каждый крепостной знает, что на службе своему господину он
затрачивает  определенное количество своей собственной,  личной рабочей
силы. Десятина, которую он должен уплатить попу, есть нечто несравненно
более  отчетливое,  чем то благословение,  которое он получает от попа.
Таким образом,  как бы ни оценивались те характерные маски,  в  которых
выступают  средневековые  люди по отношению друг к другу,  общественные
отношения лиц в их труде проявляются во всяком случае здесь именно  как
их собственные личные отношения,  а не облекаются в костюм общественных
отношений вещей, продуктов труда. (10.23.87-88)"

   Маркс мог бы выражаться яснее.  Вместо того,  чтоб играть словечками
"мистический",  "фантастический",  "чудеса", "приведения" и прочь., ему
следовало бы внятнее объяснить чем,  по его мнению средневековые произ-
водственные отношения  отличаются от капиталистических и в чем в данном
случае состоит фетишизм последних в отличие от первых.  Попытаемся поэ-
тому уточнить сказанное им имея в виду другие его высказывания по этому
же поводу.
   Экономические отношения   между,  например,  феодалом  и  крепостным
состоят в том,  что последний должен отработать  определенное  время  в
пользу феодала (барщина), остальное рабочее время он затрачивает на ве-
дение собственного хозяйства, которое в большей или меньшей степени яв-
ляется натуральным. При этом, как агентам данных производственных отно-
шений,  так и любому постороннему наблюдателю совершенно ясно, что кре-
постной работает на феодала,  последний присваивает его труд,  следова-
тельно, эксплуатирует его. Сам процесс труда крепостного физически раз-
делен на необходимое и прибавочное время, т.е. время в течение которого
он работает на себя физически отделено от времени,  в течение  которого
он работает на феодала, поэтому какие бы то ни было иллюзии относитель-
но характера отношений между тем и другим невозможны в силу самого  по-
ложения  вещей.  Напротив,  в условиях капиталистического производства,
суть отношений между рабочим и капиталистом остается, по мнению Маркса,
той же (последний эксплуатирует первого), но форма проявления этого от-
ношения коренным образом меняется. Рабочий не имеет собственных средств
производства,  его рабочее время невозможно поэтому физически разделить
на необходимое и прибавочное, ни один час его труда ничем не отличается
от любого другого часа.  Вследствие этого отношение эксплуатации оказы-
вается скрытым.  Более того характер меновой сделки между рабочим и ка-
питалистом в результате которой рабочий продает труд,  а получает зара-
ботную плату создает полную видимость  эквивалентного  обмена.  Рабочий
получает ровно столько,  сколько стоит его труд. Эксплуатация не только
не видна, но как бы даже принципиально отсутствует. Т.е. действительные
отношения  между людьми при капитализме получают совершенно извращенную
форму существования. Такова точка зрения Маркса.
   Сравним капиталистические  отношения с феодальными с иной точки зре-
ния.  Рабочий при капитализме отделен от средств производства и его по-
ложение таково, что он не может вести никакое натуральное хозяйство или
мелкое частное производство. Следовательно, для того, чтоб существовать
он вынужден продавать свой труд.  С другой стороны,  капитал отделен от
рабочей силы,  без которой его существование бессмысленно. Капитал поэ-
тому  также нуждается в рабочем,  как и рабочий в капитале.  Капиталист
ЭКОНОМИЧЕСКИ вынужден покупать труд, рабочий ЭКОНОМИЧЕСКИ вынужден про-
давать его.  ЭКОНОМИЧЕСКИЕ отношения между рабочим и капиталистом, сле-
довательно, диктуются ЭКОНОМИЧЕСКОЙ необходимостью, и потому форма этих
отношений не может не соответствовать их содержанию.
   Связь между феодалом и крепостным носит  совершенно  иной  характер.
Как тот, так и другой ЭКОНОМИЧЕСКИ независимы друг от друга. Крестьянин
может жить своим натуральным хозяйством, феодал может делать, в принци-
пе, то  же  самое.  То, что его потребности выходят далеко за рамки его
личного производительного потенциала нисколько не меняет сути дела.  Во
всяком  случае  его претензии на потребление,  не адекватное его личным
трудовым затратам,  имеет не большее экономическое значение, чем анало-
гичные претензии любого разбойника.  Следовательно, перед нами два эко-
номически независимых друг от друга субъекта  между  которыми,  однако,
устанавливается самая тесная экономическая связь (барщина). Откуда про-
исходит эта связь?  Ее источник - прямое политическое  насилие.  Феодал
силой государственной власти,  а то и посредством личной силы и оружия,
заставляет работать на себя крестьянина. Реальные экономические отноше-
ния,  следовательно,  в этом случае противоречат экономической сущности
этих отношений. Экономические связи не вытекают из экономического поло-
жения индивидов,  но  навязываются из-вне посредством прямого принужде-
ния.  Здесь нет никакой "экономики",  никаких "фетишей"; отношения есть
непосредственно личные и по сути сводятся к чистейшему грабежу,  что не
мешает Марксу считать их "чистыми и прозрачными".  Более  того,  именно
это и  приводит его в умиление,  в то время как ИМЕННО В ЭТОМ,  т.е.  в
том, что феодальные отношения не опосредуются вещами,  и состоит глубо-
чайшее противоречие феодального способа производства,  именно это и яв-
ляется извращением сущности экономических отношений субъектов.
  Отношения между людьми по поводу вещей не могут не опосредоваться эти-
ми вещами.  Отношения между мирянином и попом не сводятся к  тому,  что
последний  наставляет первого на путь истинный.  Помимо чисто духовного
общения здесь имеет  место  общение  материальное:  мирянин  уплачивает
десятину попу,  причем делает это,  в общем случае, под страхом наказа-
ния. Как  поп,  так и мирянин выступают,  как только кончается их чисто
духовное общение,  как чисто экономические единицы,  поведение  которых
подчиняется сугубо экономическим интересам.  Сколь бы возвышенной нату-
рой не был поп, он хочет есть и пить и именно этим обстоятельством дик-
туются те претензии, которые он предъявляет к мирянину. Для последнего,
в свою очередь,  продукты, которыми он уплачивает десятину так же явля-
ются предметами, удовлетворяющими его потребности, следовательно, пред-
метами,  в которых он сам нуждается.  Таким образом как мирянин,  так и
поп самым тесным, можно сказать, интимным образом связаны с продуктами,
составляющими десятину. Вещи,  удовлетворяющие их потребности, выражают
вещный, т.е. материальный характер их собственной натуры. Люди не могут
не считаться с вещами потому что каждый человек сам  есть  материальная
вещь (по крайней мере, как минимум). Следовательно, отношение между ни-
ми,  в данном случае - попом и мирянином по поводу десятины, - не может
не носить вещного характера.  Однако, в действительности оно носит сов-
сем иной характер: поп присваивает себе десятину просто потому, что об-
ладает  большей  властью и силой.  Вещные отношения вытесняются личными
отношениями, экономические отношения - простым принуждением. Результат:
поп даром ест и пьет,  мирянин - экономически задавлен; вещная сущность
того и другого извращена,  не соответствует их реальному существованию.
Там, где должны были бы властвовать вещные отношения и материальные ин-
тересы,  в действительности властвуют субъективный произвол, политичес-
кое насилие (а при социализме,  плюс к тому, еще и "высокие коммунисти-
ческие идеалы").  Чисто "человеческие" отношения занимают место матери-
альных  отношений,  выступают в роли последних;  отношения между людьми
подменяют отношения между вещами,  - не есть ли это то самое противоре-
чие,  в котором отражается вообще вся жизнь средневековья?  Не являются
ли выражением того же самого противоречия  все  попытки  насытить  тело
чисто духовной пищей или, в лучшем случае, акридами, кореньями и прочей
несъедобной дрянью?  Не отсюда ли проистекает война духа  с  плотью,  -
война,  с  которой мы связываем все наши представления о средневековье?
Не отсюда ли берут начало  нравственный,  политический,  экономический,
научный застой, дикость, невежество, суеверия, инквизиция и прочие пре-
лести, которыми так славно средневековье? И не являются ли все эти про-
явления  звериного  в человеке следствием того,  что человек утрачивает
здравый взгляд на вещи,  что свою действительную, материальную жизнь он
пытается подменить измышлениями, фантазиями, причудами своего собствен-
ного духа или же произвольными политическими установлениями,  в которых
вещи мнимые занимают место вещей действительных?  И наконец: не обнару-
живаем ли мы как раз здесь,  в средневековом способе  производства  тот
самый  ФЕТИШИЗМ,  обличителем  и  гонителем которого пытается выступить
Маркс?  Не ищет ли Маркс ведьм там, где их нет и не незамечает ли он их
там,  где они справляют свой шабаш?  Не является ли фетишизм, о котором
он толкует, "извращения", которые он изобличает, всего лишь результатом
его собственной близорукости,  точнее его извращенного взгляда на дейс-
твительность? Истинно так.
   Далее. Следующий пример  ПРОЗРАЧНЫХ  экономических  отношений  Маркс
проницательно  обнаруживает в "патриархальном производстве крестьянской
семьи" (все эти примеры Маркс, как должно быть догадался читатель, про-
тивопоставляет  капиталистическому  способу  производства).  Упомянутая
семья:

  "производит для собственного потребления хлеб,  скот,  пряжу,  холст,
предметы одежды и т.д.  Эти различные вещи противостоят такой семье как
различные продукты ее семейного труда,  но не противостоят  друг  другу
как товары.  Различные работы, создающие эти продукты: обработка пашни,
уход за скотом,  прядение... и т.д., являются общественными функциями в
своей натуральной форме,  потому что это функции семьи, которая облада-
ет,  подобно товарному производству, своим собственным, естественно вы-
росшим разделением труда.  Различия пола и возраста, а также изменяющи-
еся со сменой времен года природные условия труда регулируют  распреде-
ление труда между членами семьи и рабочее время каждого отдельного чле-
на.  Но затрата индивидуальных рабочих сил,  измеряемая временем, уже с
самого начала выступает здесь как общественное определение самих работ,
так как индивидуальные рабочие силы с самого начала функционируют здесь
лишь как органы совокупной рабочей силы семьи. (10.23.88)"

   Что же нам объясняет и доказывает этот пример?  Прежде всего очевид-
но, и Маркс это констатирует, что для описанной семьи, так же как и для
товарного общества характерно разделение труда.  Есть ли,  однако,  ка-
кие-то различия в этом смысле? Безусловно есть. Прежде всего, сама тех-
нология производства в рамках натурального хозяйства в силу своей  при-
митивности не требует жесткого разделения труда, допускает простую коо-
перацию между членами семьи, а так же перемещение работника с одних ра-
бот на другие.  Кроме того, потребности отдельной семьи ограничены и не
требуют высокой производительности труда и ее  непрерывного  повышения.
Указанные  обстоятельства  накладывают  ограничения  так же и на совер-
шенствование орудий труда,  так что последние являются по большей части
универсальными,  чем специальными.  Наконец,  близкие родственные связи
между членами семьи накладывают печать на  их  экономические  отношения
друг  к  другу,  так что названные отношения не получают самодовлеющего
значения и развития. Далее, Маркс говорит, что продукты труда не проти-
востоят в этом случае друг другу как товары и это,  конечно,  верно, но
нельзя отрицать при этом наличие обмена продуктами,  осуществляемого  в
рамках семьи.  Обмен этот,  правда,  также не развит, но он, несомненно
существует ибо ни один член семьи не потребляет полностью все  то,  что
производит и, с другой стороны, каждый из них потребляет какую-то часть
того, что произвел другой. Но если есть обмен, то продукты ПРОТИВОСТОЯТ
друг другу,  хотя еще и не как товары.  Работники должны выбирать какой
продукт производить,  тот или этот, они должны распределять между собой
работы,  должны решать сколько сил потратить на производство  того  или
иного  продукта и т.д.,  словом,  между ними происходят те же процессы,
которые происходят и в товарном обществе,  но только в неразвитой, при-
митивной  форме.  Что  же касается стихийности процессов производства и
потребления,  то здесь мы можем указать на те соображения,  которые уже
приводили  выше,  разбирая  пример  с  Робинзоном.  Поскольку  живут  и
действуют реальные люди в реальном мире,  поскольку они стремятся удов-
летворить реальные,  т.е.  материальные потребности, то их деятельность
не может не носить стихийного характера.  Человек,  конечно,  стремится
подчинить себе эту стихию,  научиться управлять ею,  но он не может УП-
РАЗДНИТЬ или как-либо обойти ее. В противном случае мы получили бы кар-
тонный мир с картонными людьми.
   Итак, что мы имеем?  В деревенской крестьянской семье происходит об-
мен продуктов,  но НЕРАЗВИТЫЙ обмен,  продукты противостоят друг другу,
но НЕ КАК ТОВАРЫ, имеет место разделение труда, но В ПРИМИТИВНОЙ, зача-
точной его форме,  очевидно, происходит так же и накопление, но это на-
копление ОГРАНИЧЕНО индивидуальными потребностями семьи. Каков же итог?
Мы видим ТОВАРНОЕ производство,  которое ЕЩЕ НЕ СТАЛО товарным, КАПИТА-
ЛИСТИЧЕСКОЕ накопление, которое ЕЩЕ НЕ СТАЛО капиталистическим, подобно
тому, как в ребенке мы видим человека, который, однако, еще не стал че-
ловеком. Поэтому НЕЛЕПО противопоставлять, в том смысле в каком это де-
лает Маркс,  натуральное изолированное хозяйство капиталистическому по-
добно тому как нелепо противопоставлять безусого юношу зрелому мужчине.
В натуральном хозяйстве фетишизма ничуть не меньше,  чем в капиталисти-
ческом.  В последнем случае, то есть в условиях производства для прода-
жи, потребности другого человека предстают перед производителем как его
собственные,  в условиях натурального хозяйства его собственные потреб-
ности  предстают  перед  ним  как  потребности другого человека ибо его
собственные потребности являются для него в последнем случае точно  та-
ким  же  объективным фактом как и потребности другого человека в первом
случае, т.е. в условиях товарного производства. В обоих случаях челове-
ческие  потребности и способы их удовлетворения объективно противостоят
человеку и существуют по своим "собственным" законам, следовательно че-
ловек в обоих случаях находится в противоречии с самим собой.  Это про-
тиворечие, вопреки мнению Маркса,  есть не бремя фетишизма от  которого
следует  освободиться,  оно  составляет  содержание жизни,  и есть САМА
жизнь.

  "Наконец, представим себе,  для разнообразия..."

  Это "для разнообразия" в данном случае совсем неуместно ибо речь сей-
час пойдет О ГЛАВНОМ,  о светлом будущем всего человечества - КОММУНИЗ-
МЕ. Кстати, заметим, коммунизм как-то уж очень легко и естественно, под
пером  самого  Маркса,  становится в один ряд с седой древностью (нату-
ральное хозяйство),  мрачным средневековьем  и  пустым  фантазированием
(Робинзон   и  прочь.).  Все  это  УЖЕ  У  МАРКСА  одного  поля  ягода.

"...представим себе, для разнообразия, союз свободных людей, работающих
общими  средствами производства и планомерно расходующих свои индивиду-
альные рабочие силы как одну общественную рабочую силу. Все определения
робинзоновского труда повторяются здесь,  но в общественном, а не в ин-
дивидуальном масштабе.  Все продукты труда Робинзона были исключительно
его личным продуктом и,  следовательно, непосредственно предметами пот-
ребления для его самого.  Весь  продукт  труда  союза  свободных  людей
представляет  собой  общественный продукт.  Часть этого продукта служит
снова в качестве средств производства.  Она остается  общественной.  Но
другая  часть  потребляется в качестве жизненных средств членами союза.
Поэтому она должна быть распределена между ними. Способ этого распреде-
ления будет изменяться соответственно характеру  самого  общественно  -
производственного организма и ступени исторического развития производи-
телей.  Лишь для того,  чтобы  провести  параллель  с  товарным  произ-
водством,  мы  предположим,  что доля каждого производителя в жизненных
средствах определяется его рабочим временем.  При этом условии  рабочее
время играло бы двоякую роль. Его общественно - планомерное распределе-
ние устанавливает надлежащее отношение между различными трудовыми функ-
циями и различными потребностями.  С другой стороны, рабочее время слу-
жит мерой индивидуального участия производителей в совокупном труде,  а
следовательно, и в индивидуально потребляемой части всего продукта. Об-
щественные отношения людей к их труду и  продуктам  их  труда  остаются
здесь  прозрачно  ясными  как  в  производстве,  так и в распределении.
(10.23.88-89)"

   Маркс полагает,  что раз он увидел в отношениях вещей отношения  лю-
дей,  раз он, таким образом, разгадал тайну товарного фетишизма, то мир
товаров должен быть физически уничтожен, подобно тому как эскимос унич-
тожает,  бросая в огонь, своих идолов, проникнувшись идеями атеизма или
"истинной" религии. Но если идолы эскимоса есть только воображаемые бо-
ги  и  все  их атрибуты - лишь плод вымысла и фантазии,  то мир товаров
заключает в себе ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЕ отношения людей. Мы можем легко уничто-
жить  богов,  которые  по нашему мнению вызывали громы и молнии если мы
познали настоящие причины этих явлений,  но можем ли мы столь же  легко
уничтожить  сами  эти причины?  Легко бороться с фетишами,  призраками,
идолами,  но легко ли  бороться  с  самой  действительностью?  Познание
действительности не  отменяет  самой  действительности.  Законы капита-
листического мира - это не идолы,  которым человек поклоняется по своей
темноте или невежеству,  это - действительные законы, которые властвуют
над действительной жизнью людей.  Это - основа человеческого  общества.
Можем ли  мы  отделаться от этой основы,  сбросить с плеч ее бремя даже
если мы и познали ее?
   По мнению Маркса товарно - денежные  отношения  есть  плод  слепоты,
людского невежества и т.п.  причин. Правда, он же настойчиво доказывает
и то,  что они есть результат или необходимое  следствие  определенного
уровня  развития  производительных сил.  Получается очень материалисти-
ческое  объяснение.  Капиталистические  отношения,  дескать,  не   есть
следствие  каких-то  там  субъективных факторов,  но надстройка,  соот-
ветствующая определенному способу производства.  Но немедленно мы узна-
ем,  что  с  изменением  этого способа производства и дальнейшим ростом
производительных сил и указанная надстройка  будет  претерпевать  соот-
ветствующие изменения и,  в конце-концов,  уступит место другим,  более
совершенным  отношениям - социалистическим и коммунистическим.  Причем,
принципиальное отличие коммунизма от капитализма  состоит  в  том,  что
если в последнем случае производство господствует над людьми, то в пер-
вом,  наоборот,  люди господствуют над своим производством.  Вот эта-то
легкость с какой мир у Маркса переворачивается с ног на голову или нао-
борот и смущает.  БАЗИС, посредством нескольких фраз о прогрессе и диа-
лектическом развитии, исчезает как сон иль утренний туман, т.е. как ма-
териальная сила. Как будто он не есть материальный способ существования
людей или,  как минимум, материальный факт. Материальные отношения, го-
ворит Маркс,  перестанут господствовать над людьми коль скоро последние
познают  их  сущность и научаться управлять ими.  Однако это управление
Маркс понимает в высшей степени своеобразно. Человек может испытывать и
удовлетворять,  например, чувство голода, потребность в пище совершенно
"слепо",  бессознательно, не имея ни малейшего представления о внутрен-
ней деятельности своего организма. Но если он изучил физиологию, законы
пищеварения,  то разве от этого чувство голода становится менее  реаль-
ным,  менее мучительным,  а потребность в пище менее насущной?  Правда,
если человек понимает что происходит в его организме, он может питаться
более  рационально,  употреблять  более  полезную для себя пищу и т.д.,
т.е. понимание действительности дает возможность вмешиваться в ее ход и
направлять  ее  развитие  в  нужном направлении.  Но ТАКОГО РОДА вмеша-
тельство человека в ход объективных событий происходило  и  во  времена
Маркса, и в более ранние периоды истории, и во все возрастающей степени
после Маркса. Оно может быть более или менее успешным, может быть вооб-
ще  безрезультатным  или  даже причинять прямой вред,  - это зависит от
уровня знаний, материальных возможностей и т.п., - но оно происходило и
будет  происходить всегда до тех пор пока человек не разучился мыслить.
Но не о ТАКОГО РОДА ВМЕШАТЕЛЬСТВЕ говорит Маркс, не ТАКОЕ вмешательство
ему нужно. Он полагает, что раз тайна товарного фетишизма им разоблаче-
на, то тем самым "пробил час" товарно денежных отношений, человек может
сбросить  с себя "оковы" частной собственности и его общественная жизнь
лишится всякой материальной оболочки.Общение  людей  будет  происходить
без посредства вещей, материальная разобщенность людей будет преодолена
и наступит "царство свободы".  С таким же успехом он мог бы утверждать,
что изучив законы жизнедеятельности своего организма, все "тайны" свое-
го желудка,  человек тем самым сможет обходиться без пищи и вообще  без
желудка,  освободиться от тяжести низменных инстинктов,  угнетающих его
высокий дух и бесплотным ангелом воспарить к небесам.
   Стихийный характер экономической жизни общества происходит вовсе  не
оттого,  что  кучка капиталистов узурпировала средства производства об-
щества;  он есть результат того,  что экономические действия  отдельных
индивидов  и их побуждения представляют собой множество материально не-
зависящих друг от друга сил.  Все  социальные,  политические,  экономи-
ческие,  классовые  и другие противоречия возникают просто потому,  что
ЕДИНСТВО, называемое обществом,  представляет собой МНОЖЕСТВО отдельных
индивидов; потому, что люди вынуждены искать общий язык, сообща пресле-
довать  какие-то  цели,  одним  словом,  существовать  как  одно целое,
несмотря на то, что они материально отделены друг от друга и существуют
как РАЗНЫЕ люди.  ОБЩЕСТВО должно существовать несмотря на материальную
РАЗОБЩЕННОСТЬ составляющих его  членов.  Это  -  ПРОТИВОРЕЧИЕ.  Принцип
частной собственности есть форма,  в которой обе стороны этого противо-
речия относительно уравновешиваются.  А признает  за  В  право  частной
собственности,  В, в свою очередь, признает то же право за А. Они, сле-
довательно материально отделяются друг от друга: каждый из них говорит:
это - мое, а это - твое. Но каждый из них признает право другого на его
собственность - в этом,  следовательно,  обнаруживается их единство,  в
этом они НЕОТЛИЧНЫ друг от друга, составляют ОДНО ЦЕЛОЕ, т.е. ОБЩЕСТВО.
Их материальная обособленность друг от друга,  если отбросить  одну  за
другой все поверхностные формы,  в которых она может проявляться,  есть
просто выражение того,  что они материально разные существа, т.е. что А
не  есть  В,  а В не есть А.  Люди отделяются друг от друга в труде,  в
собственности,  в обмене и т.д.  только потому, что они уже в своем СУ-
ЩЕСТВОВАНИИ отделены  друг от друга.  Следовательно,  отрицание частной
собственности,  если последовательно довести его до конца не останавли-
ваясь на промежуточных пунктах,  чего, заметим, коммунисты за редчайшим
исключением никогда не делают (теоретически,  НО НЕ ПРАКТИЧЕСКИ!), есть
отрицание именно этого материального различия индивидов.  Иначе говоря,
оно есть отрицание их  материального  существования.  С  утратой  права
частной  собственности  человек  утрачивает право не на средства произ-
водства и не на другие какие - либо вещи,  но прежде всего,  на  самого
себя.  Он перестает принадлежать самому себе, превращается в вещь, т.е.
сам становится частной собственностью (общества, государства, коммуны и
т.п.).
   Какая, право, идиллия: работники расходуют свои индивидуальные рабо-
чие силы  как ОДНУ ОБЩЕСТВЕННУЮ РАБОЧУЮ СИЛУ,  - это как же может быть?
Заметьте,  речь идет не просто о совместной деятельности людей, которая
имеет  место  в  любом  обществе;  это  и не относительное общественное
единство людей, которое в той или иной форме и степени также характерно
для всякого общества. Речь идет о специфически - коммунистическом АБСО-
ЛЮТНОМ единстве, в котором все материальные различия людей не только не
имеют никакого экономического и социального выражения, но прямо отрица-
ются.  Так вот,  каким образом рабочие силы ОТДЕЛЬНЫХ работников  могут
составлять ОДНУ общественную рабочую силу, в указанном только что "ком-
мунистическом" смысле? Каким образом двое, трое, тысячи и миллионы раз-
ных людей могут существовать в производственном процессе как один чело-
век или как одно целое?  Каким образом можно осуществить это трогатель-
ное единство помыслов и тайных мыслей,  потребностей и инстинктов,  це-
лей, замыслов, действий и противодействий? Каким образом можно ликвиди-
ровать различия между людьми? Можно ликвидировать классовые, социальные
различия, но каким образом можно ликвидировать природные различия между
ними  и,  главным  образом,  самое  фундаментальное  различие состоящее
просто в том,  что "вот этот" человек не есть "вон тот",  что они физи-
чески разные существа?
   Это очень легко звучит:  "союз свободных людей, расходующих свои ра-
бочие силы как одну общественную",  но как это может выглядеть НА ДЕЛЕ,
в реальной жизни, в вульгарной обыденной действительности? О, это очень
просто.  Можно толковать сколь угодно о пресловутых "материальных усло-
виях", которые, дескать, должны созреть, о "ступенях исторического раз-
вития",  которые должны быть достигнуты (какими только премудростями  и
каким  только туманом не окутают марксисты свои фантазии чтобы прикрыть
их пустоту!),  но при любых материальных условиях и на  любых  ступенях
исторического развития человек,  поскольку он существо смертное,  будет
нуждаться,  например, в жилье и иметь место жительства. Так вот, измыш-
ленное Марксом единство рабочих сил, может быть практически реализовано
при условии,  в частности,  что отдельный работник не может менять свое
место жительства по своему желанию и усмотрению.  Ибо если каждый будет
бродить по свету где и как ему вздумается,  то тогда откуда же  взяться
единству?  Работник  не может и не должен выбирать по своему усмотрению
так же и профессию или род занятий. Правда марксисты уверяют, что будет
уничтожено и разделение труда,  что умственный труд работники будут со-
четать с физическим,  но подобные иллюзии может питать только тот,  кто
сам никогда всерьез не утруждал себя никаким трудом. Ликвидировать раз-
деление труда можно лишь ликвидировав физическую ограниченность челове-
ка,  ограниченность его производительных сил. То есть вопрос ликвидации
разделения труда есть вопрос не социальный и,  даже,  не экономический.
Это, прежде всего, вопрос ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ. До тех пор, пока у человека,
увы, только две руки и одна голова и живет он только в данном месте и в
данное мгновение,  - до тех пор он в каждое данное мгновение должен вы-
бирать чем ему занять свои руки и голову.  Так вот право  этого  выбора
будет принадлежать,  по Марксу,  не владельцу этих головы и рук,  а ка-
кой-то посторонней силе (обществу, государству, - назовите как хотите).
Мы,  собственно, не предъявляем Марксу никаких нравственных или этичес-
ких претензий,но лишь отмечаем, что для того, чтоб ликвидировать разде-
ление труда и реализовать коммунистическое единство рабочих сил человек
для начала и как минимум должен расстаться со  своим  существованием  в
данное  время  и в данном месте и уже тем более не может быть и речи об
определенном месте жительства и роде занятий,  - короче,  он должен су-
ществовать везде и всюду, а его деятельность - носить всеобъемлющий ха-
рактер.  Он должен быть БЕСКОНЕЧНЫМ и ВЕЗДЕСУЩИМ, т.е. БОГОМ. Это, если
исходить из логики Маркса, не преувеличение и не абстракция, это - тех-
нологическая необходимость.
  Далее, сам процесс труда так же вне власти  работника.  Он  действует
лишь  как часть,  вернее даже и не как часть (это слишком уж много),  а
как непосредственно общественная рабочая  сила  и  потому  его  ЛИЧНОМУ
участию в процессе труда нет места. ЧТО делать и КАК делать - это абсо-
лютно вне его компетенции, он должен только ДЕЛАТЬ, и нечего более. Ра-
ботник перестает быть работником и даже человеком (личность,  индивиду-
альность - в данном случае вообще звучат как ругательства),  он превра-
щается в абстрактно человеческую рабочую силу - воплощение наиболее за-
душевной мечты марксовой политэкономии.  Мы  должны  признать,  что  по
крайней  мере  первая половина известного коммунистического лозунга "От
каждого по способностям..." понимается Марксом вполне адекватно и  реа-
лизуется в его схеме в полной мере.  Ни один атом физических сил работ-
ника,  никакие потенции его души и интеллекта не принадлежат ему лично,
все его духовные и физические силы,  - все принадлежит обществу, единой
общественной рабочей силе.  При всем этом, естественно, что и результат
труда  так  же не существует как результат его личного труда,  напротив
он, этот результат, существует как данный откуда-то свыше или, по край-
ней мере,  из-вне. Несмотря на то, что работник произвел его своими ру-
ками и своей головой,  ни экономически, ни материально это никак не вы-
ражается. Работник как будто бы трудился, а как будто бы и нет; или: он
трудился, но в результате труда это представлено так,  как  будто  тру-
дился кто-то другой.  Впрочем,  руки и голова работника, как это мы уже
выяснили, так же НЕ ЕГО ибо принадлежат НЕ ЕМУ.
   Но как  бы  ни был прекрасен труд,  человеку дано еще нечто не менее
прекрасное - способность наслаждаться, потребляя произведенный продукт.
И  об  этой  стороне  бренного  бытия людей Маркс отечески позаботился.
Здесь прежде всего обращает на себя внимание его  заявление,  что  если
доля  каждого  в  общественном продукте и ставится в зависимость от его
личных трудовых затрат,  "то лишь для того,  чтобы провести параллель с
товарным производством".  Лишь для того!  То есть для  того,  чтобы  не
слишком  шокировать  читателя,  не способного воспарить мыслию вместе с
Марксом.  Ибо если он отвергает капиталистический способ  распределения
(непонятно  почему  и совершенно непоследовательно он этот способ расс-
матривает как параллель распределению по труду),  если так же и распре-
деление  по  труду оказывается не принципиальным и потому не обязатель-
ным,  то никакого другого способа просто не остается!  Да ведь и  самой
проблемы распределения не остается! Если стерты все материальные разли-
чия между субъектами,  то тем самым стерта единственная объективная ос-
нова  распределения.  Если индивиды функционируют как ОДНА общественная
сила,  то что и как тут распределять?  Поэтому  продукт  распределяется
просто  по  произволу,  при  этом уже не важно от кого или чего исходит
этот произвол,  чем определяется  и  каким  механизмом  осуществляется.
Маркс правда называет этот произвол общественно - планомерным распреде-
лением, но в чем здесь может заключаться планомерность если все извест-
ные  человечеству  принципы  распределения оказываются необязательными?
Ведь тем самым необязательной становится и сама планомерность, ибо если
не предъявляется никаких требований к принципу распределения,  то пусть
продукт распределяется как угодно - любой способ одинаково безразличен.
   Но если даже и трудовые затраты считаются  необязательным  критерием
распределения, то уж тем более таковым критерием не могут являться лич-
ные потребности работника. Следовательно, что потреблять и сколько пот-
реблять - от решения этой проблемы  свободный  работник  будет  так  же
освобожден.  Его потребление не будет контролироваться им самим и будет
зависеть от него самого так же мало, как и потребление любого посторон-
него  человека.  Только  в  этом,  если  вдуматься,  и состоит сущность
марксовой теории коммунистического распределения.  В чем состоит плано-
вая  организация распределения,  на каких научных принципах должна быть
она основана обо всем этом не говорится ничего или почти ничего. Но это
не  так уж и важно.  Принципы можно придумать потом,  главное - вырвать
распределение и, следовательно, потребление из под индивидуального про-
извола, распространить принцип отрицания частной собственности так же и
на эти две сферы экономического бытия индивидов.  Единственное  обстоя-
тельство,  ограничивающее  этот принцип и с которым Маркс по неволе вы-
нужден считаться - это физическая и физиологическая несовместимость ин-
дивидов,  т.е. то, что у каждого из них есть, например свой собственный
желудок,  который физически нельзя обобществить.  В столь же неприятной
оппозиции  к коммунизму оказываются и другие органы человеческого тела.
В остальных же отношениях  -  социальном,  экономическом  и  физиологи-
ческом, НАСКОЛЬКО ЭТО ВОЗМОЖНО, - потребление должно быть обобществлено
и вылиться в единый общественный процесс потребления, незамутненный ни-
какими субъективными привычками, прихотями, желаниями и т.п. стихийными
факторами.
   Итак личность работника,  его собственность на самого  себя,  как  в
процессе труда,  так  и  в  процессе распределения не то что отрицается
Марксом,  но предполагается как бы не существующей вовсе.  Человек есть
сила непосредственно общественная.  Он, как Иисус Христос, в перманент-
ном акте самопожертвования, непрерывно погибает во имя общества, но при
этом  не возносится на небеса,  но продолжает свое существование здесь,
на земле в качестве бога во плоти или,  что тоже самое,  - члена  СОЮЗА
СВОБОДНЫХ ЛЮДЕЙ.  О,  эти люди-боги, эти создания марксовой фантазии, -
существа поистине чудесные: они обременены телом, но тело их не обреме-
няет,  они непрерывно приносят себя в жертву обществу, но это не причи-
няет им боли, они производят и трудятся непокладая рук, но это не стоит
им никаких усилий,  они потребляют...  кстати,  что же вторая  половина
главного  коммунистического лозунга "...каждому по потребностям"?  Это,
несомненно, самое прекрасное, что есть в коммунизме. Именно это имеют в
виду коммунисты,  когда,  закатив глаза,  воспевают коммунизм как самый
светлый и высокий идеал человечества. Но кто же это воздаст "по потреб-
ностям"?  Откуда откроется сей рог изобилия? Производительности труда и
даже самой высокой производительности труда здесь еще недостаточно  ибо
производительность человеческих потребностей, желаний, фантазий, прихо-
тей всегда превзойдет производительность его труда.  Следовательно, для
того, чтоб каждый получил по потребностям необходимо, чтобы потребление
и производство непосредственно совпали;  чтобы потребность  производила
не только самое себя, но и предмет ее удовлетворяющий; иначе говоря не-
обходимо,  чтобы человек мог производить вещи  простым  усилием  мысли,
т.е. обладал божественным всемогуществом, производительностью бога.
   Но не будем обольщаться:  что годится для богов,  не годится для лю-
дей;  человек,  увы, МАТЕРИАЛЕН. Эта простая истина очень плохо понима-
ется прежде всего материалистами,  а среди  последних  -  прежде  всего
марксистами, а среди последних - прежде всего самим Марксом. Чтобы луч-
ше усвоить ее смысл разложим ее на ряд более частных определений. Чело-
век материален - это значит:  он существует в пространстве  и  времени,
производительные силы его (как духовные,  так и физические) ограничены,
он испытывает потребности в различных вещах и продуктах. Те и другие он
получает в общем случае не иначе как посредством затраты трудовых  уси-
лий.  Никакое  общественное  или экономическое развитие не отменит этих
истин, ни при каких исторических условиях они не утратят своей актуаль-
ности.  Подведя эту черту,  мы теперь видим насколько глубоко простира-
ется марксово отрицание частной собственности.  У Маркса,  если  только
отбросить частности и выделить из его системы главное, это отрицание не
есть экономическое или социальное преобразование. Это есть такое преоб-
разование,  которое переворачивает не только социальную,  политическую,
экономическую жизнь субъектов, но вообще все их МАТЕРИАЛЬНОЕ БЫТИЕ. Пе-
реворот  состоит в том,  что ИХ материальное бытие вырывается из под ИХ
контроля и  получает  непосредственно  общественный  характер.  Человек
превращается В БЕСПЛОТНЫЙ ДУХ,  лишается ПЛОТИ,  его материальное бытие
лишается своей материальности,  оказывается материальным лишь по  види-
мости.  Наиболее  последовательный и завершенный вид это преобразование
получает в форме УМЕРЩВЛЕНИЯ,  когда у человека в буквальном смысле от-
нимают его материальную жизнь,  но поскольку умереть при коммунизме яв-
ляется,  как это должно быть ясно из  вышесказанного,  слишком  большой
роскошью  для человека,  ибо противоречит его главному предназначению -
служению обществу, - то оно, в известной мере непоследовательно, подме-
няется существованием человека, но не КАК ЧЕЛОВЕКА, а как РАБОЧЕЙ СИЛЫ.
Т.е. жизнь человека вырождается в ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ рабочей силы, причем
нельзя даже сказать ЕГО рабочей силы,  но просто РАБОЧЕЙ СИЛЫ поскольку
она имеет непосредственно-общественный характер.  И это общество  Маркс
называет СОЮЗОМ СВОБОДНЫХ ЛЮДЕЙ? Лицемер! Свобода, которую он дарит лю-
дям есть их свобода от собственной материальной действительности -  эту
свободу даже нельзя назвать рабской ибо за рабами признается по крайней
мере право на боль,  на страдание, Маркс же не признает за своими "сво-
бодными людьми" даже и этого права,  ибо даже оно несовместимо с после-
довательным отрицанием частной собственности.  Если  же  Маркс  доведет
свои выводы до их логического конца, то воспеваемая им свобода предста-
нет перед нами в своем истинном обличье, т.е. просто как СМЕРТЬ.
   Ошибка Маркса состоит в том,  что он счел исторически обусловленными
и преходящими и попытался уничтожить (теоретически) те стороны  челове-
ческих  отношений,  которые можно уничтожить только вместе с человеком.
Система коммунизма есть система умерщвления плоти.  Она покоится на не-
понимании того выражения,  которое получает материальное существо чело-
века в социальной жизни индивидов.  На этом  же  основании  покоится  и
исторический оптимизм, и гуманизм, и прочие благодетели, которые комму-
нисты  приписывают сами себе.  Гуманизм коммунистов,  если он только не
сводится к лживой фразе,  - это гуманизм палача,  который лишает жертву
жизни, движимый уверенностью,  что это необходимо для  ее  же  счастья.
   Итак, коммунизм есть царство мертвых. Или богов. Человек становится
БОГОМ,  когда он умирает во имя общества,  но именно поэтому он умирает
как  ЧЕЛОВЕК.  Коммунизм,  как  этическое содержание поступков того или
иного отдельного индивида,  как результат его свободного выбора есть та
высшая  точка какой может достичь субъективность в своем росте и разви-
тии.  В этом случае человек жертвует свою жизнь во имя общего,  во  имя
идеи.  Это  - смерть героя,  в которой гибель его материальной оболочки
есть результат победы его духа над ней; эта смерть, следовательно, ста-
новится способом существования духа,  формой его жизнедеятельности. Эта
смерть, следовательно, есть высшее проявление самой жизни.
   Но Маркса  и  коммунистов  меньше всего интересует этическая сторона
коммунизма.  Коммунизм как плод  чисто  индивидуального,  субъективного
развития  они и не понимают вовсе (а если и понимают,  то очень плохо).
Коммунизм для них есть прежде  всего  форма  общественного  устройства,
способ существования общества.  Но в этом случае коммунизм есть внешнее
по отношению к человеку требование самопожертвования.  Правильнее  ска-
зать  - прямое,  не терпящее возражений и сопротивления,  принуждение к
этому самопожертвованию.  Это есть умерщвление человека. Поэтому упоми-
нание о богах не должно создавать иллюзии,  что коммунистическое учение
имеет какие-то общие корни с христианством, религией вообще, или же что
коммунизм есть некая разновидность религии. Религия требует самопожерт-
вования от человека, обещая ему за это жизнь в раю. Коммунизм ничего не
обещает, кроме самого себя. Религия выступает как насилие, санкциониро-
ванное кем-то свыше.  Коммунизм,  напротив,  всегда выступает от своего
собственного имени.  Религия всегда рассматривала насилие как  средство
для достижения каких-то целей,  которые казались ей существенными, нап-
ротив коммунизм - это насилие,  понимаемое как абсолютная самоцель. Все
религиозные учреждения имеют своей целью (по крайней мере теоретически)
распространение каких-то высших идей и идеалов. Коммунистические учреж-
дения  сами  по  себе  являются таким идеалом (как теоретически,  так и
практически). Религия возвещает царство божие. Коммунизм ВЫДАЕТ себя за
царство божие на земле. Коммунизм есть лишенное всяких мистических пок-
ровов и тайн, всякого оправдания и объяснения абсолютная власть общест-
ва над индивидуумом,  - власть простирающаяся столь далеко, что ее даже
нельзя назвать насилием ибо там, где субъективность полностью поглощена
обществом, там она перестает существовать и как объект насилия.  Комму-
низм поэтому есть не способ,  хотя бы только теоретически мыслимый, су-
ществования людей,  но способ их НЕСУЩЕСТВОВАНИЯ. Это общественное уст-
ройство не допускает бытия индивидов именно как индивидов.  Поэтому оно
не годится для людей. Это царство мертвых.

                                                         16.12.93
                                                          Курган