А.Усов
Главная страница:www.usoff.narod.ru
ТЕОРИЯ ПРЕДЕЛЬНОЙ ПОЛЕЗНОСТИ
(опыт критического анализа)
"...какое духовное пиршество нас ждет!"
А.Солженицын
"Капитал" Маркса создал в политэкономии своего рода вакуум, что
чувствуется еще и до сих пор. Уже одно резко отрицательное отношение
Маркса ко всей буржуазной политэкономии (за исключением, может быть,
двух-трех имен) само по себе провоцирует определенную реакцию, крити-
ческое восприятие марксизма представителями названной науки. Но это,
конечно, еще не так важно: мало-ли какие претензии не предъявляются
время от времени к политэкономии то с той, то с другой стороны, мало ли
профанов, для которых не существует никаких авторитетов, - политэконо-
мия вовсе не обязана реагировать на все эти явления, не имеющие к нау-
ке, как правило, никакого отношения.
Но Маркс отличается не только обостренно-негативным восприятием
достижений предшествовавшей и современной ему экономической науки. Он
перерыл буквально все экономические проблемы современного ему времени,
сумел связать политэкономию с философией, историей, политикой и соци-
альными науками, создал глобальную систему экономических взглядов, ко-
торые уходят как своими корнями, так и дальнейшими своими выводами да-
леко за пределы собственно политэкономии, - словом, придал политэконо-
мии такой масштаб и поднял ее на такую высоту, которые были не ведомы
прежним экономистам. Поистине, политэкономия под его пером стала не
просто наукой, изучающей такие-то общественные явления, но МИРОВОЗЗРЕ-
НИЕМ, системой глобальных представлений о сущности человеческого бытия.
Это было явление безо всякого сомнения экстраординарное, требующее тща-
тельного изучения и критической оценки. То обстоятельство, что марксизм
настойчиво пророчил скорую гибель всему буржуазному обществу делало
потребность в такой оценке еще более настоятельной.
В истории философии можно обнаружить аналогичное явление в лице Кан-
та. Кант подверг критическому пересмотру всю предшествовавшую ему науку
и воздвиг грандиозное здание собственной всеохватывающей системы. Тем
самым философия сделала огромный шаг вперед. Реакция на проведенную
Кантом работу последовала почти немедленно. С одной стороны, Фихте и
Шеллинг, с другой - Гегель критически переработали все учение Канта и
тем самым был сделан другой, не менее значительный рывок вперед. Это
мощное движение, которое было проделано философией в лице названных ее
представителей мы называем сегодня немецкой классической философией и
под этим скромным номенклатурным определением скрывается, между прочим,
самое значительное и до сих пор не превзойденное достижение челове-
ческой мысли.
Но это - в философии. В политэкономии ничего подобного не произошло.
Кажется, Маркс шагнул так широко и далеко, что не только оставил поли-
тэкономию далеко позади себя, но вообще утратил с нею всякую связь,
всякую возможность взаимопонимания. Получилось так, что политэкономия
ЗДЕСЬ, а Маркс где-то ТАМ ("на задворках политэкономии", - как уточнил
Кейнс. Он прав по крайней мере в том, что Маркс, несомненно, стоит
где-то очень ДАЛЕКО от Маршалла, Кейнса & C.) В результате к теории
Маркса не было проявлено адекватного научного и критического интереса.
Но если она и не вызвала к себе интереса столь же масштабного, как и
она сама, то и нельзя сказать, что появление "Капитала" не вызвало во-
обще никакой реакции. "Капитал" имел то действие на экономистов, какое
имеет соль на раны. Констатация и обличение язв буржуазного общества,
неоднократно высказываемые Марксом сомнения в профессиональной пригод-
ности буржуазных политэкономов, проклятия и угрозы в адрес капитализма,
политическое влияние "Капитала" на рабочих и т.д. и т.п. - все это
действовало раздражающим образом и приковывало к себе внимание, но не
как представляющее серьезный научный интерес, но как нечто, мешающее
спокойно жить. К счастью экономистов, марксизм изобилует всевозможными
ошибками, многие из которых являются грубейшими, и потому заметны нево-
оруженным глазом. Поэтому критика марксизма с технической, так сказать,
стороны, не представляет особых трудностей. Отсюда и возникло весьма
странное явление: с одной стороны, нет ни одного, сколько нибудь су-
щественного положения теории Маркса, которое не подверглось бы более
или менее справедливой критике со стороны ее оппонентов, и в то же вре-
мя не было (и нет) ни одной попытки поднятся на ту же высоту, какой
достиг Маркс и, тем более, сделать шаг дальше. Систему Маркса буржуаз-
ная политэкономия растащила по кусочкам, в результате... чуда не прои-
зошло: не получилось ни рывка вперед, ни критики марксизма, ибо критика
частностей, сколь бы справедлива она не была никогда не может быть с
успехом противопоставлена цельной системе. Марксизм был не столько
осмыслен и интеллектуально преодолен, сколько перемолот и пережеван са-
мой жизнью; теория лишь вяло плелась в хвосте этого естественного про-
цесса - весьма унылое зрелище. Причем нельзя сказать, чтобы это явление
было случайным, напротив, здесь чувствуется какая-то органическая
неспособность политэкономии остаться тем, чем ее сделал Маркс. Бем-Ба-
верк горделиво заявляет, подчеркивая свое научное превосходство перед
марксизмом: "В наше время "Капитал" был бы невозможен". Это верно. Но
это свидетельствует лишь о том, насколько низко пала экономическая нау-
ка в ИХ время.
Ниже нам предстоит ознакомиться с одним из наиболее значительных, по
общему признанию, явлений теоретической экономии после Маркса - теорией
предельной полезности. Одновременно названная теория является и наибо-
лее острой реакцией на марксизм. Бухарин называет ее авторов и сторон-
ников "свирепыми врагами марксизма". Если отбросить обычную бухаринскую
риторику, в этих словах есть доля истины. Пример названной теории пока-
жет нам как мало, иной раз, можно сделать там, где можно сделать очень
много. Мы столкнемся с весьма печальным явлением, когда теория,
прославляемая многими авторитетами как последнее слово науки, является
при ближайшем рассмотрении ПУТАНИЦЕЙ от начала до конца; когда весь на-
учный прогресс сводится к тому, что на смену ошибочной теории приходит
отвратительнейшая схоластика; когда пары вздорных тезисов оказывается
достаточно для того, чтоб сбить с толку целое поколение экономистов.
Творцами сего замечательного явления - теории предельной полезности
- являются К.Менгер, Визер, и профессор Евгений Бем-Баверк. Книгу
последнего "Основы теории ценности хозяйственных благ" мы и сделаем
предметом нашего дальнейшего обсуждения.
1.
ЦЕННОСТЬ СУБЪЕКТИВНАЯ И ЦЕННОСТЬ ОБЪЕКТИВНАЯ
Бем-Баверк начинает путаться с самого первого шага - с первой же по-
пытки определить некоторые первоначальные понятия, которую он предпри-
нимает во Введении. Он пытается определить два основных понятия - СУБЪ-
ЕКТИВНОЙ и ОБЪЕКТИВНОЙ ценности. В связи с этим мы немедленно узнаем,
что эти понятия "по существу своему не имеют ничего общего между со-
бой"(1.7)(*1). Это смело. Ведь одно то, что эти понятия являются, - и
против этого, заметим, Бем-Баверк ничего не имеет, - предметом изучения
ОДНОЙ науки - политэкономии, - уже означает, что между ними должно быть
что-то общее. Бем-Баверк должен, очевидно, объяснить нам что же он име-
ет в виду, когда отрицает что-либо общее между субъективной и объектив-
ной ценностью.
"Ценностью в субъективном смысле, - говорит он, - мы называем то
значение, какое имеет известное материальное благо или совокупность из-
вестного рода материальных благ для благополучия субъекта. (1.7)"
Определение не отличается особой вразумительностью, однако ясно, что
субъективная есть тоже самое, что мы называем потребительной стои-
мостью. Ограничимся пока этой констатацией.
"Ценностью в объективном смысле, - продолжает Бем-Баверк, - мы назы-
ваем, напротив, способность вещи давать какой-нибудь объективный ре-
зультат... Существует столько же видов ценности, сколько существует
внешних эффектов... существует питательная ценность различных блюд,
удобрительная ценность различных удобрительных веществ... отопительная
ценность дров и угля... В подобных случаях для обозначения того же по-
нятия употребляются так же, вместо слова "ценность", совершенно одноз-
начащие выражения "сила" или "способность", которые указывают на чисто
объективное отношение между соответствующими предметами и явления-
ми...(1.8)"
Однако, какое нам дело, поскольку мы занимаемся политэкономией, до
всех этих "сил" и "способностей"? Все это суть то, как вещи воздейству-
ют друг на друга, т.е. объективные, естественные явления, изучением ко-
торых занимается естествознание. С другой стороны, если то или другое
из этих явлений приобретает для человека какую-либо ценность, то лишь
потому, что может быть использовано в его целях и интересах. Следова-
тельно, понятие "ценность" (стоимость) явно "намекает" на некоторое от-
ношение между вещью и человеком и именно поэтому не может рассматри-
ваться как синоним понятиям "сила" или "способность". Вообще понятие
"ценность" в сугубо объективном смысле, какой пытается придать ему
Бем-Баверк есть нелепость. Вещь не может быть ценной в том же смысле, в
каком она может быть белой, твердой, тяжелой и т.п. Ценность не есть
химическое или физическое свойство вещи, но есть отношение между вещью
и субъектом, поэтому если мы мысленно абстрагируемся от субъекта, то и
отношение ценности исчезает само собою.
Бем-Баверк, впрочем, и сам признает, что перечисленные им примеры
сил и способностей никакого отношения к политэкономии не имеют:
"...указанные сейчас для примера виды объективной ценности принадлежат
совсем не к экономической, а к чисто технической области... не имеют
никакого отношения к политической экономии...(1.8) Я сам привел эти
примеры собственно лишь для иллюстрации чтобы при их помощи яснее опре-
делить природу той категории объективных ценностей, которая представля-
ет громадную важность для политической экономии: это объективная мено-
вая ценность... Под меновою ценностью разумеется объективное значение
материальных благ в сфере обмена, или... возможность получить в обмен
на них известное количество других материальных благ, причем эта воз-
можность рассматривается как сила или свойство, присущее самим матери-
альным благам... Мы отмечаем лишь тот объективный факт, что в обмен на
известные вещи можно приобрести известное количество других вещей.
Вместе с тем здесь опять выступает та характерная черта объективного
понятия ценности, которую мы отметили в выше приведенных примерах, а
именно, слово "ценность" может быть без малейшего изменения смысла за-
менено словом "сила"...(1.9)"
Итак, объективная ценность есть, собственно, то, что до Бем-Баверка
политэкономия именовала меновой ценностью (стоимостью). Последняя есть
способность вещи обмениваться на другую. Бем-Баверк, таким образом,
давно известному явлению придумывает новое название, т.е. безо всякой
нужды плодит лишнюю терминологию. Объективная ценность, объективная ме-
новая ценность, меновая ценность - всего лишь на одной странице мы об-
наруживаем целых три термина, обозначающих, собственно, одно и то же.
Но не это, конечно, главное. Замечателен тот новый взгляд на старые ве-
щи, который он пытается при этом развить. Среди всякого рода объектив-
ных свойств и способностей, которыми обладают различные вещи и которые
не имеют к политэкономии НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ есть свойство объективной
меновой ценности, которое представляет для политэкономии "ГРОМАДНУЮ
ВАЖНОСТЬ". Бем-Баверк, классифицируя основные экономические понятия,
усиленно пытается втолкнуть понятие меновой ценности туда, где ему нет
места, согласно собственным его словам. Экономическое явление оказыва-
ется у него в ряду и одним из неэкономических явлений. Здесь замеча-
тельно не то, что он рассматривает меновую ценность на-ряду с физи-
ческими, химическими и т.п. объективными свойствами, замечательно то,
что он плетет эту путаницу ВПОЛНЕ СОЗНАТЕЛЬНО. Любой, даже гениальный
экономист - такой-же смертный, как и все прочие, он тоже может заблу-
диться в трех соснах, спутать одно с другим, - никакого особого греха в
этом нет; в конце концов, не ошибается только тот, кто ничего не дела-
ет. Но когда экономист вполне сознательно экономическое явление отож-
дествляет с природным, естественным явлением, когда он не только не на-
мерен устранить это недоразумение, но наоборот, все силы прилагает к
тому, чтоб выдать одно за другое и эту путаницу кладет в основание сво-
ей теории, - это, как кажется, уж и слишком.
Мы выяснили что такое субъективная и объективная ценность. Можно те-
перь вернуться к вопросу: что же общего между ними? Этим вопросом зада-
ется и Бем-Баверк:
"...Мы... говорили о субъективной и объективной ценности в том духе,
как будто... мы имеем дело не с двумя членами одного общего понятия
ценности, высшего по отношению к ним, а с двумя различными, совершенно
самостоятельными понятиями... Неужели... нельзя установить... более об-
щее понятие ценности, которое обнимало бы собою как субъективную, так и
объективную ценность... избавляло бы науку от необходимости обозначать
два совершенно чуждые друг другу понятия одним и тем же двусмысленным
названием? (1.11)"
К этому вопросу следует прибавить еще целый ряд других.
Вещь может обладать ценностью в силу различных причин. Мы ее ценим,
например, потому, что ее можно употребить в пищу, или потому, что она
очень красива, или потому, что очень редка, или потому, что ее ценят
другие люди и потому она может быть обменена. Во всех этих случаях меж-
ду вещью и человеком существует отношение ценности и везде оно ОДНО и
ТО ЖЕ, различны лишь обстоятельства, ее обусловливающие. Даже и на бы-
товом уровне эти обстоятельства часто совершенно безразличны. Субъек-
тивная или объективная ценность есть прежде всего ЦЕННОСТЬ и лишь
во-вторых она - субъективная или объективная. Я ЦЕНЮ эту вещь, - нет-
рудно понять, что ни качественная, ни количественная сторона этого от-
ношения между мною и вещью НЕ ИЗМЕНЯЕТСЯ от того ценю ли я ее потому,
что ее можно съесть или же потому, что ее можно обменять, подобно тому,
как, например, ощущение тепла не зависит от того, каким предметом оно
причиняется - лишь бы он был достаточно тепл. Следовательно, субъектив-
ная и объективная ценности есть в известном (и строго определенном)
смысле ОДНО И ТО ЖЕ. Но в каком именно смысле? Это трудный вопрос и на
него-то как раз и должна ответить теория стоимости (ценности). Эту за-
дачу и должен решить Бем-Баверк, если он намерен дать нам теорию цен-
ности "хозяйственных благ". Но он занят совсем другим. Он изо всех сил
старается выжать все субъективное содержание из меновой ценности. И на
минуту может показаться, что эта цель вполне достижима. В самом деле,
если на рынке за мой мешок пшеницы дают два мешка ржи, то эта пропорция
обмена, очевидно, слабо зависит от моих личных субъективных оценок ржи
и пшеницы: я могу, например, оценивать свой мешок пшеницы в два раза
дороже - это обстоятельство скорее всего нисколько не повлияет на его
цену. С этой точки зрения действительно может показаться, что объектив-
ная (меновая) ценность есть объективное свойство вещи, не зависящее от
отдельных субъективных оценок. Но тогда непонятно, чем это свойство
лучше других химических или физических свойств вещей, например, пресло-
вутой "удобрительной способности", как угодно выражаться Бем-Баверку?
Зачем называть это свойство ценностью, запутывая тем самым терминоло-
гию, какую такую "громадную важность" оно (это свойство) может иметь
для политэкономии?; непонятно зачем вообще его рассматривать в рамках
названной науки? Однако, эти вопросы были бы справедливы, если бы
Бем-Баверк был прав и меновая ценность была действительно объективным
свойством вещи. Но он не прав. Вещь является субъективной ценностью по-
тому, что ее ценю я или тот или иной субъект; она является объективной
(меновой) ценностью, потому, что ее можно обменять, т.е. потому, что ее
ЦЕНЯТ ДРУГИЕ. Если в основе действительно объективных "способностей"
вещи лежат ее вещественные, материальные свойства, то в основе меновой
ценности лежат все те же субъективные оценки. Следовательно, разница
между субъективной и объективной ценностью сводится к разнице между
СУБЪЕКТОМ и другими субъектами, т.е. ОБЩЕСТВОМ, иначе говоря, между
СУБЪЕКТИВНЫМ и ОБЪЕКТИВНЫМ (что, собственно, явствует уже из их назва-
ний), но никак не к разнице между ЦЕННОСТЬЮ и НЕ-ЦЕННОСТЬЮ.
Да разве сам Бем-Баверк не занимается во второй части своей работы
тем, что пытается выяснить как объективная цена складывается из субъек-
тивных оценок? Разве отсюда не следует, что между субъективной цен-
ностью и объективной существует некая связь, а значит и нечто общее?
Разве мы не должны поэтому считать эти разновидности ценности двумя
сторонами одного более общего явления?
"...Я считаю это, - отвечает Бем-Баверк, - совершенно невозможным.
"Важность с точки зрения благополучия какого-нибудь человека" и "объек-
тивная способность обмениваться на другие вещи" - это два понятия, име-
ющие столь мало общих логических признаков, что высшее понятие, которое
обнимало бы собою и то, и другое, и, следовательно, соединяло бы в себе
признаки общие тому и другому, оказалось бы совершенно пустым, бессо-
держательным, призрачным. Говоря это, мы отнюдь не думаем, конечно, от-
рицать того, что между рассматриваемыми понятиями существует известная
внутренняя и внешняя связь. Не подлежит так же сомнению, что оба они
происходят от одного общего корня. Однако ж, такого рода связь между
ними представляет собою факт интересный главным образом лишь для исто-
рии языка, но не существующий для настоящего времени. (1.11)"
Итак, несомненно, что оба понятия "происходят от одного корня", что
между ними существует "внешняя и внутренняя связь" и, несмотря на все
это, "они не имеют ничего общего между собой"!
Может возникнуть вопрос: зачем все это? На протяжении всего Введения
Бем-Баверк не ввел ни одного нового понятия, ни одной новой аксиомы,
вообще не сказал ничего такого, чего нельзя было бы опустить и не гово-
рить вовсе или что не было бы известно и до него. Единственное, что он
сделал, так это взял старые понятия меновой и потребительной ценности,
придумал для них новые названия и опутал невероятной путаницей. За лю-
бой ошибкой Маркса стоят либо его социально-политические взгляды, либо
его способ понимания диалектики, либо какие-то другие более или менее
существенные причины. За ошибками Бем-Баверка ничего не стоит. Это и не
случайные промахи. Он путается бескорыстно и самозабвенно. То, что он
говорит во Введении, никак не связано с последующим содержанием. Поэто-
му его попытка представить меновую ценность как объективное свойство
вещи не несет в себе ничего принципиального для всей его системы и не
преследует каких-либо целей, ради которых стоило бы ломать копья.
Бем-Баверк, видимо, путается также, как истинный поэт сочиняет стихи -
просто потому, что не может без этого.
2.
ПОЛЕЗНОСТЬ И ЦЕННОСТЬ
Прежде чем продолжить далее, мы должны разобраться в чем состоит раз-
ница между полезными свойствами предмета и потребностями, с одной сто-
роны, и ценностью (стоимостью) - с другой. Это старый вопрос, но доста-
точно трудный.
Любая вещь обладает определенными свойствами, т.е. способна опреде-
ленным образом воздействовать на окружающие ее предметы. Так например
стекло обладает твердостью, теплопроводностью, преломляет свет и т.д.,
вода определенным образом воздействует на железо, на другие вещества,
растворяет соли и т.д. и т.п. Но любая вещь на ряду с другими вещами
воздействует также и на человеческий организм, на человека вообще (т.е.
включая его не только физиологические, но и духовные, психические ка-
чества). Свойство или совокупность свойств вещи, благодаря которым она
способна тем или иным образом воздействовать на человека, называется
полезностью в ЭКОНОМИЧЕСКОМ СМЫСЛЕ (что означает эта оговорка будет яс-
но из дальнейшего). Хлеб, например, обладает рядом физических и хими-
ческих свойств, благодаря которым он может усваиваться человеческим ор-
ганизмом и тем самым утолять чувство голода. Отсюда ясно, что полез-
ность является таким же материальным свойством вещей, как например,
электропроводность, твердость и т.п., и потому ее изучение, т.е. изуче-
ние того как вещи воздействуют на человека, всецело относится к области
естественных наук.
От полезности следует отличать ПОТРЕБНОСТЬ в вещи. Вещь может быть
полезной, но потребность в ней может отсутствовать. Так например, насы-
тившись, человек перестает ощущать потребность в хлебе, хотя полезные
свойства последнего отнюдь не уменьшились. Предмет может быть в высшей
степени полезным, но человек не испытывает в нем потребности просто по-
тому, что ему неизвестны эти полезные свойства предмета или же они со-
вершенно недоступны ему. Наконец, человек может испытывать потребность
в той вещи, которая ему, строго говоря, бесполезна или даже вредна.
Потребность, динамика и физиология потребностей также как и полез-
ность относится к области естественных наук, политэкономия не занима-
ется их изучением.
Полезность есть ОБЪЕКТИВНАЯ возможность ценности (стоимости), пот-
ребность есть СУБЪЕКТИВНАЯ возможность ценности. В том случае, когда
обе этих возможности налицо, тогда отношение ценности становится необ-
ходимостью и возникает между субъектом и объектом. Ценность (стоимость)
и есть то, что интересует политэкономию.
Проведем еще раз строгую грань между естествознанием и политэкономи-
ей в этом вопросе. Последнюю не интересует полезность как таковая, ее
не интересует, например, почему уголь при сгорании выделяет больше теп-
ла, чем дрова, а хлеб более питателен, чем вода. Ее не интересует даже
и то, действительно ли полезна данная вещь, или вредна. Для политэконо-
мии важно лишь то, что данная вещь тем или иным образом влияет на чело-
века и потому способна стать материальным основанием или причиной стои-
мостного отношения. Например, алкоголь или наркотики наносят прямой
вред человеческому организму, но с точки зрения экономической они, в
силу сказанного, полезны. Ясно, что в сам термин "полезность" политэко-
номия при этом вкладывает совсем иной смысл, чем, скажем, медицина.
Столь же мало интересует экономиста и субъективная причина ценности -
потребность. Почему, например, человек ценит бриллиант гораздо выше,
чем хлеб, хотя последний безусловно и более полезен и более необходим
для его здоровья? Этот вопрос, сколь бы он ни был интересен сам по се-
бе, к политэкономии, однако, не имеет никакого отношения. Для последней
важно лишь то, что данный предмет при данных условиях обладает такой-то
ценностью. Величина этой ценности зависит, с одной стороны, от объек-
тивных свойств вещи, с другой стороны, от физиологических и психологи-
ческих особенностей человека и поэтому эта величина определяется не и
вне-экономическими способами и методами. Но коль скоро эта величина да-
на, - далее уже может начаться сугубо экономический анализ. Почему,
например, если продовольственные товары на рынке и ювелирные изделия
убывают в одинаковой пропорции, цены на те и другие возрастают в раз-
личной степени? Ответ на этот вопрос мы должны искать в плоскости
представлений и понятий, которые сами по себе не являются экономически-
ми. Зависимость между количеством товара на рынке и спросом на него по-
лучается на основе отчасти естественнонаучных данных и статистики, от-
части подсказывается здравым смыслом и жизненным опытом, наконец, в из-
вестных пределах может быть принята произвольно. И вот эта-то зависи-
мость и является ГРАНИЦЕЙ политэкономии, отделяющей ее от естествозна-
ния. На основе зависимости между спросом и предложением политэкономия
делает многие свои выводы, но сама эта зависимость формируется естест-
веннонаучным, или каким-либо иным, во всяком случае не экономическим
путем. То, что определяет эту зависимость лежит ПО ТУ сторону политэко-
номии, но сама зависимость является, так сказать, собственностью наз-
ванной науки, тем фактическим материалом, с которым она работает.
Итак, то, как вещи воздействуют на человека, т.е. их ПОЛЕЗНОСТЬ, с
одной стороны, динамика и формы существования ПОТРЕБНОСТЕЙ человека, -
с другой, - все это является ОСНОВОЙ экономических исследований, но СА-
МА эта основа формулируется естествознанием или же берется экономистом
из обыденных представлений, здравого смысла и жизненного опыта, или же,
наконец, доставляется статистикой. Полезность и потребность есть мате-
риальная основа стоимости (ценности), но сама стоимость отлична как от
потребности, так и от полезности и не сводима ни к тому, ни к другому,
ни к какой-либо их комбинации, если таковые возможны. Одним словом,
СТОИМОСТЬ (ценность) НЕ ЕСТЬ ПОЛЕЗНОСТЬ либо ПОТРЕБНОСТЬ.(*2)
Мы не случайно столь обстоятельно останавливаемся на этом, казалось
бы, очевидном вопросе. Возьмем простейший пример: почему человек ценит
хлеб, как правило, значительно ниже, чем, скажем, бриллианты, несмотря
на то, что последние совершенно "бесполезны" для него, в то время как
хлеб абсолютно необходим для нормальной жизнедеятельности? Иначе: поче-
му вещь, обладающая ничтожной полезностью (если понимать этот термин не
в сугубо экономическом, но традиционном смысле) высоко ценится, и нао-
борот? Это вопрос есть один из тех, которые заняли в послемарксовой по-
литэкономии значительное место и который экономисты длительное время,
так и этак, многократно разрешали с великой важностью и ученостью. От-
вет на этот вопрос, между тем, в простейшем случае, состоит просто в
указании на то обстоятельство, что ценность и полезность (в каком бы
смысле она ни понималась) суть РАЗНЫЕ вещи, между ними, поэтому, нет
никакой непосредственной связи, а следовательно, сам вопрос, подразуме-
вающий эту связь, нелеп. Но можно ответить и более обстоятельно. По ме-
ре удовлетворения одних, наиболее основных потребностей, интерес чело-
века к соответствующим вещам пропадает и в нем пробуждаются другие, бо-
лее утонченные и возвышенные потребности. Человек начинает ценить вещь
уже не за то, что ее можно съесть, но за то, что она красива и брилли-
анты, поэтому становятся много дороже хлеба. Но если наступит голод, то
потребность в хлебе вытеснит все остальные, стоимость ювелирных изделий
снизиться, а стоимость хлеба резко возрастет и может превысить стои-
мость самых дорогих и редких украшений. Одним словом, весь ответ состо-
ит в том, что одни и те же вещи в различных условиях человек ценит по
разному, - истина в высшей степени тривиальная. КАК именно он оценивает
те или иные предметы в тех или иных условиях - это, безусловно, важно
для политэкономии, но это вопрос уже не к ней. Чтоб ответить на него мы
должны исследовать как и какие потребности могут возникать в человеке,
и, с другой стороны, - как и какое воздействие на него способны оказать
те или иные вещи, но все это предмет исследования естественных наук.
Неспособность многих экономистов отделить ценность от полезности и
от потребности просто поразительна. Так например, Прудон видит одно из
противоречий буржуазного общества в том, что цена на хлеб на рынке па-
дает по мере того, как возрастает количество предлагаемого хлеба. Его
возмущает то, что при увеличении количества полезных предметов, а, зна-
чит, и их полезности, цена на них падает, вместо того, чтоб возрастать
в той же степени. Очевидно, что, по его мнению, полезность и ценность -
одно и то же, и что, поэтому, при уменьшении или увеличении первой
должна, соответственно, уменьшаться или увеличиваться последняя. Пру-
дон, очевидно, не может уразуметь, что полезность сама по себе еще не
порождает потребности; что для того, чтобы вещь ценилась, мало, чтоб
она была "полезна", надо еще чтоб ее "хотели", т.е. чтоб в ней испыты-
валась потребность; что увеличение хлеба на рынке не вызывает увеличе-
ния голодающих и потому не увеличивает потребности в хлебе, скорее нао-
борот, - в сущности именно в этом он усматривает противоречивость бур-
жуазного общества. Естественный процесс удовлетворения потребности в
вещи и потому падения ее стоимости, в его голове обретает чудовищный
вид некой улики, обличающей капиталистическое производство в несоот-
ветствии каким-то высшим идеалам. (Можно лишь со страхом догадываться
что же это за идеалы.)
Но если Прудон замечателен именно несуразностью своих экономических
воззрений и ему поэтому многое можно извинить, то А.Маршалл, один из
основоположников современной политэкономии, как это не странно, уходит
в вопросе о ценности и полезности не дальше Прудона. Вот что он гово-
рит:
"Прописная истина повседневной жизни гласит, что подлинная ценность
вещей для человека не измеряется той ценой, которую он за них платит,
что, хотя он, например, тратит гораздо больше на чай, чем на соль,
последняя представляет для него намного большую ценность и что это чет-
ко обнаружилась, если бы его лишили соли." (2.1.197)
Непонятно какой смысл утверждать, что соль дороже чая, если во всем
мире, за редчайшим, может быть, исключением чай дороже соли? Очевидно,
что везде, где Маршалл говорит о высокой или "подлинной" ценности соли
он имеет в виду то, что соль необходима для человеческого организма и
эту физиологическую необходимость он отождествляет с ценностью соли.
Необходимость соли для человека МОЖЕТ стать основой высокой цены соли
если обнаружится ее дефицит. Но если потребность в соли удовлетворяется
нормально и в ней не ощущается никакого недостатка; если потребность в
ней не является в данный момент первой необходимостью, то пытаться и в
этих условиях приписать соли какую-то "подлинную" ценность в отличие от
ее текущей рыночной цены, - это значит говорить о том и пытаться учесть
то, чего не существует в действительности. Вообще странно противо-
поставлять текущую цену вещи какой-либо другой ее цене, которая может
сложиться при тех или иных обстоятельствах. Соль полезна и необходима
для человеческого организма, но эта необходимость лишь в редких случаях
становится основой цены и лишь только в этих случаях допустимо напрямую
связывать (но не отождествлять! - это недопустимо в ЛЮБОМ случае) высо-
кую полезность соли с ее ценностью. В иных случаях это явная ошибка.
Когда же А.Маршалл ОТОЖДЕСТВЛЯЕТ ценность с полезностью, он тем самым
оказывается в одном ряду с Прудоном, что вовсе не является комплиментом
для экономиста.
Другие экономисты не были столь же беспомощны в этом вопросе, как
Прудон или Маршалл, но и нельзя сказать, чтоб уж слишком преуспели в
его решении. Для того, чтоб отделить полезность от ценности была пред-
ложена специальная терминология. Полезность назвали абстрактной цен-
ностью, а ценность - конкретной ценностью. Положительным моментом этой
терминологии является то, что благодаря противоположности "абстракт-
ный-конкретный" между ценностью и полезностью проводится принципиальное
различие. Но, с другой стороны, как в случае с абстрактной ЦЕННОСТЬЮ,
так и в случае с конкретной ЦЕННОСТЬЮ, мы имеем дело с ЦЕННОСТЬЮ, т. е.
принципиальное различие между полезностью и ценностью вновь как бы сма-
зывается, затушевывается. Вообще путать полезность с ценностью так же
недопустимо и непростительно, как и путать отражение в зеркале с самим
зеркалом. Поэтому всякая двусмысленность в терминологии должна быть
устранена. Поэтому и только что рассмотренная терминология может быть
признана удовлетворительной лишь с большой натяжкой.
Но как же решает вопрос о полезности и ценности теория предельной
полезности? Бем-Баверк прямо говорит:
"...Установление... различия между полезностью и ценностью является
одним из самых плодотворных и фундаментальных положений всей полити-
ческой экономии. (1.17)"
Заслугу в разработке этого положения мы должны, как это читается
между строк, приписать Бем-Баверку и его единомышленникам - ведь они
сделали полезность своей специальностью. Итак, каково же решение проб-
лемы, предлагаемое этой школой?
"Общее свойство всех материальных благ... состоит в том, что они
имеют то или иное отношение к человеческому благополучию. Но отношение
это выражается в двух существенно разных формах. Низшую форму мы имеем
тогда, когда данная вещь обладает вообще способностью служить для чело-
веческого благополучия. Напротив, для высшей формы требуется, чтобы
данная вещь являлась не только причиною, но вместе с тем и необходимым
условием человеческого благополучия... Низшая форма называется полез-
ностью, высшая - ценностью... в первом случае выступает только низшая
форма отношения вещи к человеческому благополучию... простая лишь по-
лезность... существенное различие между тем и другим случаем заключа-
ется в том, что в последнем выступает вторая, квалифицированная форма
отношения вещи к человеческому благополучию. (1.15-16)"
По мнению Бем-Баверка, стало быть, полезность есть низшая форма, а
ценность - высшая форма отношения вещи к человеку. Оставим в стороне
то, что словечки "низший" и "высший" сами по себе еще ничего не опреде-
ляют. Какова форма отношения между человеком и теми ПОЛЕЗНЫМИ свойства-
ми вещей, которые еще не изучены им, не известны ему и которые поэтому
им еще не используются для своего "благополучия"? Очевидно, что в дан-
ном случае не существует вообще никакой формы отношения, равно как и
самого отношения. Соответственно, данная вещь не будет и цениться чело-
веком. Таким образом, вещь может быть в высшей степени полезной челове-
ку и, в тоже время, не обладать никакой стоимостью, в силу ли того, что
человек не имеет представления о ее полезных свойствах, или в силу фи-
зической невозможности использовать их или же просто в силу отсутствия
самой потребности в этой вещи. На свете, в самом деле, существует очень
много полезных для нас вещей, к которым мы, однако, вполне равнодушны.
Бем-Баверк допускает ту же ошибку, какую допустил и Прудон, с той лишь
разницей, что если последний ошибался наивно и по детски, то первый -
утонченно-схоластически, как, впрочем, оно и подобает профессору. По-
лезность и ценность - это не какие-то формы, одна из которых высшая,
другая - низшая, это вообще РАЗНЫЕ вещи. Между тем Бем-Баверк рассужда-
ет так, как будто между ними существует только количественная разница,
по существу же они - одно и тоже. Между тем, всякому ясно, что состоя-
ние сытости, например, нелепо рассматривать как "слабый голод", отвра-
щение к пище - как низшую форму голода, отсутствие ценности - как низ-
шую форму ценности. Полезность и ценность вообще могут двигаться в про-
тивоположных направлениях: полезность может уменьшаться, а ценность
возрастать и наоборот. Между ними в общем случае нет никакой прямой и
вообще сколько-нибудь определенной количественной связи. Полезность и
ценность поэтому не разные степени одной и той же формы отношения, но
качественно и количественно различные явления. Бем-Баверк не решил са-
мой первой задачи, которую должен был прежде всего решить, приступая к
построению своей теории... Зато он нас угостил новым термином: ценность
есть "квалифицированная форма отношения..." и т.д.
К проблеме полезности и ценности Бем-Баверк время от времени возвра-
щается на протяжении всей своей работы, причем забавно то, что он каж-
дый раз не догадывается, что имеет дело именно с ЭТОЙ проблемой и поэ-
тому каждый раз придумывает для нее новое решение, и, разумеется, новую
терминологию.
Так например, в одном месте он приходит к выводу, что материальные
блага, имеющиеся в достаточном количестве, не имеют никакой ценности.
Это и понятно: ведь что значит "в достаточном количестве"? Это значит,
что потребность в этих благах либо в основном удовлетворена и потому
слаба, либо вообще отсутствует. Отсюда ясно, что ценность этих благ бу-
дет либо минимальна, либо вообще =0 даже и в том случае, если они абсо-
лютно необходимы для нашего существования. Что может быть проще? Одна-
ко, Бем-Баверк внезапно спотыкается на этом пункте и озадачивается сле-
дующим вопросом:
"Все свободные материальные блага не имеют ценности, - сказали мы
сейчас. Атмосферный воздух и вода... принадлежат к разряду такого рода
материальных благ. Но ведь без воздуха... мы не могли бы прожить и пяти
минут, без... воды мы не могли бы просуществовать одной недели. Стало
быть, наше благополучие находится в теснейшей зависимости от этих сво-
бодных... не имеющих ценности... благ. Как совместить это?" (1.24)
Ничего не надо совмещать. Достаточно не путать ценность с полез-
ностью. Между полезностью воздуха и его ценностью не существует никакой
прямой зависимости просто потому, что это - ценность и полезность воз-
духа - разные, напрямую не связанные, между собой вещи, - вот и все. Но
Бем-Баверк и не подозревает о возможности ТАКОГО ответа на вопрос, он
уже "на коне" и готов к очередной импровизации:
"Отмеченное... противоречие - только кажущееся. Чтобы разрешить его,
мы должны обратить внимание на одно обстоятельство..." которое "...зак-
лючается в том, что наша оценка одного и того же рода материальных благ
в одно и тоже время, при одних и тех же условиях, может принимать раз-
личный вид единственно в зависимости от того, оцениваем ли мы лишь от-
дельные экземпляры, или-же более значительные количества этих матери-
альных благ, принимаемые за цельную единицу. (1.24)"
Вы слышите? Бем-Баверк хочет нам сказать, что наша оценка материаль-
ных благ, т.е., проще говоря, величина ценности благ зависит от едини-
цы, которой мы пользуемся для измерения этой величины. Это тоже самое,
как если б мы стали утверждать, что расстояние от Парижа до Москвы за-
висит от того чем мы его измеряем: метрами или километрами. Правда ци-
тированное только что место очень невразумительно, если понимать его
буквально (или это бестолковый перевод, или сам автор именно так изъяс-
няется - не берусь судить), однако, то, что Бем-Баверк говорит дальше
показывает, что мы, к его сожалению, поняли его ПРАВИЛЬНО:
"Нам скажут, что при такой постановке вопроса суждения людей о цен-
ности лишаются всякой твердой почвы и принимают совершенно случайный...
характер... Это возражение мы считаем неосновательным. Дело в том, что
единицу оценки люди совсем не могут выбирать по своему произво-
лу."(1.24)
Это он нас так успокаивает. Раз, дескать, люди не могут произвольно
выбирать единицу измерения стоимости, то и печалиться не о чем. Но дело
не в том, как люди выбирают единицу оценки и насколько они свободны в
своем выборе (очень свободны, кстати сказать!), дело в том, зависит ли
величина ценности от единицы оценки? Если да, то любая единица оценки
теряет всякий смысл, ибо сама величина ценности перестает быть чем-то
определенным, перестает существовать, собственно говоря. Если одно и
тоже количество хлеба в граммах оказывается тяжелее, чем в килограммах,
то само это количество перестает быть "одним и тем же", т.е. утрачивает
всякую определенность. Как нам его определить, измерить, выразить если
оно изменяется в процессе самого измерения и в зависимости от единицы
измерения? Если один и тот же килограмм хлеба при прочих равных услови-
ях имеет в рублях одну ценность, в долларах - другую, в золоте - третью
и т.д., то это значит, что он не имеет никакой ценности. На вопрос:
сколько он стоит? - назовите наобум любую цифру, и вы будете правы. И
эта неопределенность, конечно не устраняется тем, что мы не свободны в
выборе масштаба (даже если б это и было так). Если нет того, что требу-
ется измерить, то любой способ измерения не даст никаких результатов и
заведомо бессмысленен. Это, кажется должно быть всем ясно. Всем, кроме
Бем-Баверка, который, не замечая всей скандальности своих соображений,
продолжает нас утешать:
"Если при различных условиях, находясь в различных положениях, мы
можем высказывать совершенно неодинаковые суждения о ценности вещей, то
в этом нет ничего странного... (1.24)"
Конечно, в этом нет ничего странного. Один и тот же кусок хлеба в
голодный год стоит гораздо больше, чем в обычный, - кто этого не знает?
Но ведь речь идет не о ценности вещи в РАЗЛИЧНЫХ УСЛОВИЯХ, а о ценности
вещи, как заявил сам Бем-Баверк, "В ОДНО И ТОЖЕ ВРЕМЯ, ПРИ ОДНИХ И ТЕХ
ЖЕ УСЛОВИЯХ". И все это говорится на одной и той же (24-ой) странице!
Это уже и не путаница, а сущее безобразие.
Но позвольте, скажет читатель, допустим даже, что величина ценности
действительно зависит от единицы оценки, что же это нам дает для реше-
ния проблемы? Как нам при помощи этого допущения отделить ценность от
полезности? Никак. Указанное допущение не только нелепо, но и бесполез-
но. Бем-Баверк, правда, пытается что-то объяснить. Предположим, говорит
он, хозяин имеет в своем распоряжении 16 литров воды, а ему для хо-
зяйства необходимо только 15. Если у него кто-нибудь попросит 1, лишний
для него, литр воды, то он его без сожаления отдаст, а если у него поп-
росят все 15 литров, то он, конечно, откажет в просьбе. Что из этого
следует? То, что хозяин ценит 1 ненужный ему литр воды меньше, чем 15,
в которых он нуждается? Но такого рода истины всем известны и безо вся-
кой теории. Никакой простой смертный не сумеет извлечь из этого примера
доказательство того, что величина ценности зависит от единицы измере-
ния. Бем-Баверк сумел.
Читатель должен быть внимателен, ибо сейчас пред нами предстанет са-
мая сокровенная мысль теории предельной полезности, которую нам, к со-
жалению, придется еще пережевывать на многих страницах. Один литр воды,
говорит, Бем-Баверк, для хозяина ничего не стоит, ценность его =0. Но
ведь ни один литр воды ничем не отличается от любого другого, они все
одинаковы, следовательно, ценность КАЖДОГО литра воды =0. Следователь-
но, ценность 15 литров равна: 15 * 0 = 0! Но несмотря на то, что цен-
ность этих 15 литров, как показано, =0, хозяин не желает с ними расс-
таться, следовательно, их ценность не равна 0. Как выйти из этого про-
тиворечия? Очень просто. Дело в том, говорит Бем-Баверк, что в первом
случае, т.е. когда хозяину предстоит расстаться с 1 литром воды, за
единицу измерения ценности берется 1 литр, ценность которого =0, а по-
тому и ценность 15 литров также =0. Во втором случае хозяину предстоит
расстаться с 15 литрами и за единицу берутся все 15 литров. Единица из-
мерения меняется, поэтому изменяется и ценность данного блага (воды).
Пусть читатель не ломает голову над этим софизмом, у нас еще будет
время заняться им. Перелистнем несколько страниц "Основ..." Бем-Баверка
и на странице 31 читаем:
"...Всякому известно... что драгоценные камни имеют высокую цен-
ность, материальные блага вроде хлеба или железа довольно низкую, а
воздух и вода обыкновенно... ценности не имеют. Но вместе с тем всякому
известно и то, что без атмосферного воздуха и воды... мы прямо не могли
бы существовать...(1.31) Тогда как драгоценные камни... с точки зрения
человеческого благополучия представляются маловажными...
Это, без сомнения, поразительное явление сделалось настоящим камнем
преткновения для теории ценности. Наивысшая полезность и при этом самая
низкая ценность: какое чудовищное противоречие! (1.33)"
В сытой стране хлеб недорог - какое чудовищное противоречие!, вопиет
Бем-Баверк. А как должно быть иначе, спросим мы? (Вспомните, кстати,
недоумения Прудона.) Обильное предложение хлеба насыщает спрос, а не
вызывает его, следовательно, понижает цену на хлеб, а не повышает ее.
Это происходит просто потому, что хлеб обладает свойством удовлетворять
чувство голода, но он не обладает свойством ВЫЗЫВАТЬ это чувство, - в
этом-ли Бем-Баверк видит "чудовищное противоречие"?
Читатель, однако, видит, что перед нами вновь предстал тот самый
вопрос, который мы только что разбирали и который Бем-Баверк "решил" по
крайней мере уже дважды. Но сам он находится на этот счет, как кажется,
в полном неведении. Всего лишь пятью страницами ранее для решения этой
проблемы он специально придумал оригинальную идею зависимости ценности
от единицы измерения и вот сейчас, он, словно проснувшись, восклицает:
поразительное явление!, чудовищное противоречие! И, разумеется, выдви-
гает очередное новое решение. В чем оно состоит - это мы разберем в
следующем параграфе, ибо оно и составляет главное содержание теории
предельной полезности, предмет ее особенной гордости, а потому требует
отдельного разговора.
Но и на этом, конечно, дело не заканчивается. Пресловутые полез-
ность и ценность продолжают преследовать Бем-Баверка и почти в самом
конце его книги в очередной раз настигают его. На стр. 182 он пытается
определить как складывается рыночная цена блага. Он берет для примера
пальто. Во время холодов оно совершенно необходимо человеку и потому
может стоить сколь угодно дорого, но средняя его рыночная цена, однако,
не высока. Бем-Баверк смущается этим обстоятельством и пытается опреде-
лить как складывается цена пальто на рынке. Читатель, конечно видит,что
и здесь перед нами все тот же вопрос о полезности и ценности, все то же
недоумение: почему полезная вещь может стоить дешево?, - вопрос, кото-
рый Бем-Баверк начал обсуждать чуть ли не с первых страниц своей рабо-
ты. Только там фигурировали хлеб, воздух, вода, железо, драгоценные
камни, а здесь - пальто. Пальто может быть абсолютно необходимо челове-
ку, но стоит оно сравнительно недорого, - отчего бы это? - в очередной
раз спрашивает Бем-Баверк и впадает в глубокую задумчивость по этому
поводу. Но на этот раз решение проблемы не блещет особой смелостью и
даже отличается некоторой вялостью. Бем-Баверк ограничивается лишь дву-
мя новыми терминами. То, что во взятом им примере он в очередной раз
сталкивается с ценностью и полезностью ему, конечно, не приходит в го-
лову. Поэтому он как бы заново открывает эти понятия и дает им новые
названия. Полезность он называет "непосредственной пользой", а ценность
- "косвенной пользой". На этом его мытарства с ценностью и полезностью
заканчиваются.(*3)
3.
Предельная полезность
Перейдем к следующему вопросу. Выше мы видели, что теория предельной
полезности кладет в основу ценности не труд и трудовые затраты, как это
делали Рикардо и Маркс, но полезность вещи и потребность в ней. С точки
зрения названной теории ценность есть ничто иное как потребительная
ценность (стоимость). (*4) Естественно встает вопрос: возможно ли в та-
ком случае определить ценность количественно, измерить ее? Выше мы мол-
ча предполагали, что это возможно, сейчас нам предстоит подробнее ра-
зобрать этот вопрос.
В случае с трудовой стоимостью этот вопрос не представляет особых
сложностей. Труд есть вполне осязательный, наблюдаемый процесс, который
легко оценить количественно. Если дана интенсивность труда и его про-
должительность, то определить количество труда можно с почти математи-
ческой точностью. В тех же случаях, когда количество труда трудно или
невозможно определить практически, то ясно, что эта трудность или не-
возможность является лишь ПРАКТИЧЕСКОЙ, но никак не теоретической. С
теоретической точки зрения любой труд всегда можно легко представить
как количественный процесс.
Но как только мы сталкиваемся с необходимостью количественной оценки
потребностей, то дело резко осложняется и запутывается. Каждому извест-
но из собственного опыта сколь запутаны, неопределенны и противоречивы
наши потребности. Они существуют для нас скорее как СОСТОЯНИЕ нашего
организма, а не как некая величина, воздействующая на нас; нами воспри-
нимается поэтому прежде всего их качественная сторона, количественная
же остается в лучшем случае неопределенной. Всякому человеку, например,
приходилось испытывать чувство жажды, но никто никогда не сказал и не
скажет: я хочу пить в два раза сильнее, чем есть, или: я хочу яблоко в
два раза сильнее, чем грушу. С этой точки зрения количество потребности
(или, если угодно, сила потребности - это звучит более складно, но ме-
нее правильно), если исключить наиболее важные и сильные из них,
представляется чем-то эфемерным и неопределимым.
На это сомнение можно дать предельно простой и абсолютно правильный
ответ. Не существует ничего, что было бы только качеством или только
количеством. Любое качество количественно и любое количество качествен-
но. Любое явление имеет поэтому как качественную, так и количественную
сторону.
Единственная трудность состоит в том, чтобы понять, что это положе-
ние нисколько не противоречит здравому смыслу и жизненному опыту. Мы на
каждом шагу сравниваем наши потребности между собой и отдаем предпочте-
ние более сильным или существенным, что предполагает их количественную
оценку. Еще Кант говорил:
"Как бы ни были разнообразны наши представления о предметах, чувство
удовольствия... по существу одинакового рода... Ибо в противном случае,
как было бы возможно количественное сравнение мотивов совершенно раз-
личных по представлениям, лежащим в их основании, и предпочтение того
мотива, который сильнее действует на нашу волю? Человек может вернуть
непрочитанной поучительную книгу, которая попала ему в руки, что бы не
пропустить охоты, может уйти во время интересной речи, чтобы не опоз-
дать к обеду, оставить приятный разговор, который вообще он очень це-
нит, чтобы засесть за игорный стол, даже оставить без поддержки бедня-
ка, которому в другом случае помог бы от чистого сердца, потому, что у
него едва хватает денег, чтобы заплатить за театральный билет". (3)
Так называемый жизненный опыт как раз и состоит в способности пра-
вильно соизмерять и оценивать свои потребности и соответственно удов-
летворять их.
Спрашивается, но можно ли количество потребности выразить в числе? И
это возможно, более того и это мы делаем весьма часто на практике.
Бем-Баверк приводит остроумный пример (единственное остроумное место во
всей его книге): если в обмен за 5 яблок нам предлагают 3 груши мы не-
вольно начинаем В ЧИСЛАХ оценивать нашу потребность в яблоках и грушах.
Мы можем неудовлетвориться 3 грушами и потребовать за 5 яблок 4 груши,
т.е. потребность в ПЯТИ яблоках мы приравниваем к потребности в ЧЕТЫРЕХ
грушах, но это и означает, что потребность в грушах имеет для нас уже
не только количественный, но и "числовой" характер.
Подводя итог сказанному, можно сделать даже тот вывод, что поскольку
любая потребность имеет количественную сторону, то потребность человека
в той или иной вещи можно В ПРИНЦИПЕ, ТЕОРЕТИЧЕСКИ, измерять так же как
мы измеряем, например, температуру его тела. Вполне мыслима так же
естественнонаучная единица измерения потребности (какой-нибудь градус
потребности) наряду с метром, килограммом, ваттом и т.д. Конечно, с
точки зрения практической все это является праздным фантазированием, но
с теоретической стороны ничего невероятного в этом нет.
Все сказанное, вместе с тем, нисколько не снимает и не умаляет того
обстоятельства, что оценить величину потребности количественно, так как
мы оцениваем, например, расстояние, в общем случае трудно, если не не-
возможно (практически). Любые органические, физиологические и, тем бо-
лее, психические процессы вообще с величайшим трудом поддаются коли-
чественной оценке. Но если нечто трудно определить, то это еще не озна-
чает что данное нечто вообще не существует и невозможно, - это всегда
следует помнить.
Следующее важное положение, которое мы должны установить, сводится к
следующему: если данная потребность существует, то она может быть удов-
летворена какой-либо внешней вещью или некоторым количеством вещей. Это
положение является очевидной банальностью, что, однако, нисколько не
умаляет его важности. Для политэкономии, и в первую очередь для теории,
кладущей в основу ценности полезность и потребность, это положение
столь же принципиально, как и закон сохранения вещества или энергии для
физики. Оно устанавливает самую простейшую, элементарную связь между
субъектом и объектом, простейшее и, вместе с тем, наиболее глобальное
экономическое отношение, являющееся как бы кирпичиком в здании экономи-
ческой теории и, одновременно, его фундаментом. Необходимо обратить
внимание на характер этого отношения: оно некоторому субъективному со-
держанию (потребности) ставит в соответствие объективный предмет, вещь;
если эта вещь потребляется, т.е. перестает существовать, то и потреб-
ность удовлетворяется, т.е. также перестает существовать. Таким обра-
зом, налицо равновесие, баланс субъективного и объективного. Это озна-
чает, что система, построенная на основе указанного отношения будет
стабильной, саморегулирующейся практически и внутренне завершенной, ло-
гически замкнутой - теоретически. Иными словами такая система возможна
именно как СИСТЕМА. Таким образом, элементарное положение, сводящееся к
тому, что субъект потребляя вещь, удовлетворяет тем самым свою потреб-
ность, не только устанавливает простейший принцип, аксиому теории пот-
ребительной ценности, но он однозначно определяет самую эту теорию, де-
лает ее возможной.
Итак, потребляя вещь, субъект тем самым удовлетворяет ту или иную
свою потребность. Если теперь мы мысленно растянем во времени этот про-
цесс потребления, а вещь, соответственно, разделим на части, то получим
ПРОЦЕСС потребления, который можно изобразить и графически. В самом на-
чале процесса ни один предмет не потреблен и потребность поэтому дер-
жится на каком-то максимальном уровне. В этот момент субъект наиболее
всего нуждается в предмете и потому более всего ценит его. Поэтому цен-
ность первого предмета, который он потребляет, будет наибольшей. Потре-
бив первый предмет, субъект тем самым в какой-то мере удовлетворяет
свою потребность и поэтому, величина последней несколько снижается. По-
этому ценность второго предмета ниже, чем первого. По той же самой при-
чине ценность третьего предмета ниже, чем второго и т.д. Наконец, после
того, как потребность удовлетворена, субъект больше не нуждается в
предметах, ее удовлетворяющих и потому ценность последнего из них равна
0. Эта зависимость, изображающая падение ценности предметов по мере
удовлетворения потребности в них, в политэкономии носит название перво-
го закона Госсена.
Прежде чем продолжить далее сделаем два замечания. Первое. Внима-
тельный читатель, конечно, заметил, что мы говорили так, будто величина
потребности непосредственно отражает так же и величину ценности, как
будто бы эти величины тождественны. Мы действительно молча предположи-
ли, что они тождественны. Мы это сделали во-первых, для простоты, для
того, чтоб освободиться, абстрагироваться от зависимости ценности от
потребности, - зависимости, которая в общем случае может быть очень
сложной.(*5) Во-вторых, теория предельной полезности, о которой нам
предстоит говорить ниже, делает тоже самое (правда безо всяких огово-
рок, бессознательно и речь там идет не о потребности в вещи, а о ее по-
лезности) и мы вынуждены говорить с нею на ее же языке.(*6)
Второе. Мы предположили, что зависимость между потребностью и коли-
чеством потребленных предметов является обратно пропорциональной. Это,
конечно, значительное упрощение. В действительности эта зависимость мо-
жет быть какой угодно и сколь угодно сложной, к тому же особым постоян-
ством она также не отличается: в зависимости от самых ничтожных факто-
ров она может изменяться очень значительно. Но мы вполне сознательно
абстрагируемся от всех этих сложностей и приводим эту зависимость к
предельно простой ее форме. Как бы ни была она сложна на деле, мы долж-
ны начать с простого и сформулировать основные теоретические положения
для этого случая. К тому же нам принципиально важно только одно: неко-
торая потребность удовлетворяется некоторым количеством предметов. КАК
конкретно, по какому закону это происходит - это уже второстепенный
вопрос.(*7)
Продолжим далее. Итак перед нами первый закон Госсена. Что мы имеем?
Мы имеем несколько предметов, обладающих различной ценностью в зависи-
мости от той потребности, какую каждый из них удовлетворяет. Примеров,
иллюстрирующих эту зависимость можно привести сколько угодно. Для го-
лодного человека первый кусок хлеба наиболее ценен. Второй кусок, после
того как съеден первый, обладает уже меньшей ценностью, третий - еще
меньшей, наконец, четвертый кусок не нужен вовсе, т.е. не имеет никакой
ценности, ибо потребность в пище удовлетворена. Как видим, рассматрива-
емый закон не обладает особой теоретической содержательностью. Постара-
емся же "выжать" из него все, что можно.
Прежде всего, полезно выяснить следующее: какова же ценность всех
предметов, взятых вместе, суммарная ценность всего запаса этих предме-
тов? Если один камень весит 1 кг., а другой - 2 кг., то вес их обоих
вместе составит 1 + 2 = 3кг.; если одну вещь мы купили за 5 руб., а
вторую за 10 руб., то обе вещи вместе стоят 5 + 10 = 15руб. Если цен-
ность первого предмета = 10, второго - 9, третьего - 8 и т.д., то цен-
ность всего запаса этих предметов равна сумме 10 + 9 + 8 и т.д. Если
нам известна суммарная ценность запаса, то мы можем высчитать среднюю
ценность каждого предмета, она будет равна, очевидно, суммарной цен-
ности запаса, деленной на количество предметов, входящих в запас.
Ясно, что средняя ценность предмета является в данном случае
абстрактной величиной. На деле каждый предмет обладает "своей собствен-
ной" ценностью и если ценность какого либо из них и совпадает со сред-
ней величиной, то чисто случайно. Вместе с тем, легко предположить та-
кую ситуацию, когда средняя ценность запаса становится вполне реальной
величиной и ценность каждого предмета действительно равна средней цен-
ности. Это происходит всегда, когда производство и потребление благ
сливается в непрерывный равномерный процесс. Например, мы не доводим
себя до голодного обморока всякий раз перед тем, как надо садится за
обеденный стол, но потребляем пищу ежедневно, во вполне определенное,
однажды установленное время. При таких условиях ценность предметов пи-
тания не изменяется в широчайших пределах начиная от уровня, соот-
ветствующего мучительному чувству голода, до 0, но колеблется где-то
вокруг некоторого среднего уровня. Хорошую иллюстрацию как средних цен-
ностей, так и закона Госсена дает рынок. Если последний находится в
состоянии равновесия, то цена любого экземпляра товара равна цене любо-
го другого экземпляра этого же товара и ценность запаса товаров опреде-
ляется в этом случае как n * k, где n - количество штук товара в за-
пасе, а k - цена одной штуки. В том же случае, когда рынок не находится
в равновесии, например, тогда, когда на нем появляется какой-либо новый
товар, то, если на этот товар предъявляется значительный спрос, первые
его экземпляры (или партии экземпляров) имеют как правило большую цену,
чем последующие. В этом случае, стало быть, справедлив закон Госсена. С
течением времени цена падает до некоторого среднего уровня, может даже
упасть ниже этого уровня, но далее колебания цены сглаживаются, вырав-
ниваются и цена каждой штуки товара устанавливается на некотором сред-
нем уровне. Падающая кривая Госсена переходит в горизонтальную прямую,
индивидуальная цена товара сливается со средней ценой. Закон Госсена,
следовательно соответствует динамическому состоянию рынка, когда цены
на товары только устанавливаются, средние цены справедливы для стати-
ческого, равновесного состояния рынка.
Вот, пожалуй и все, что можно сказать относительно первого закона
Госсена. Нам осталось сделать последний шаг. Закон Госсена устанавлива-
ет соотношение между ценностью предметов, удовлетворяющих ОДНУ И ТУ ЖЕ
потребность, но аналогичное соотношение можно установить между РАЗЛИЧ-
НЫМИ потребностями (и, соответственно, предметами, их удовлетворяющи-
ми). Подобно тому, как одна и та же потребность в зависимости от степе-
ни удовлетворения может иметь различную величину, так же и различные
потребности отличаются друг от друга по величине и могут быть графи-
чески изображены в порядке их убывания. На табл.1 цифрами в горизон-
тальных столбцах обозначены потребности в порядке их убывания или сте-
пени важности. Первая потребность наиболее важная, ей соответствует,
скажем, потребность в пище. Далее следует потребность, скажем, в жилье,
затем - в предметах роскоши и т.д., наконец, последней по степени важ-
ности является потребность в украшениях. Цифры в вертикальных столбцах
указывают ценность предметов, удовлетворяющих соответствующую потреб-
ность. Первый предмет, удовлетворяющий чувство голода (первый столбец),
имеет ценность 10, второй - 9, третий - 8 и т.д. до 0. Первый предмет,
удовлетворяющий потребность в украшениях (последний столбец) имеет цен-
ность в 1, ценность второго =0. Треугольная форма таблицы иллюстрирует
то, что потребности удовлетворяются в порядке их важности и то, что
суммарная ценность запаса, удовлетворяющего ту или иную потребность
(длина соответствующего вертикального столбца) определяется степенью
важности этой потребности. Нетрудно уловить связь между этой таблицей и
первым законом Госсена. Вертикальные столбцы и есть не что иное как сам
закон Госсена выраженный лишь в другой (табличной) форме. Горизонталь-
ные строки так же выражают этот-же закон, но не по отношению к одной и
той же потребности, как у Госсена, но по отношению к РАЗЛИЧНЫМ потреб-
ностям. То есть различные потребности можно количественно соизмерять
так же, как мы соизмеряем одну и ту же потребность на разных стадиях ее
удовлетворения.
| 1 2 3 4 5 6 7 Табл.1
_____|_____________________________
1 | 10 8 7 5 3 2 0
2 | 8 7 5 3 2 0
3 | 7 5 3 2 0
4 | 5 3 2 0
5 | 3 1 0
6 | 2 0
7 | 0
Рассмотренная таблица была предложена одним из авторов теории пре-
дельной полезности Карлом Менгером и носит его имя. Нечего говорить,
что эта таблица крайне упрощенно изображает процесс потребления и соот-
ношения потребностей. Но если смериться с определенной степенью абстра-
гирования, она вполне верна. Смысл ее состоит в том, что она устанавли-
вает количественное соотношение и ценностную соизмеримость не только
между предметами, удовлетворяющими одну и ту же потребность, что делает
закон Госсена, но и между предметами, удовлетворяющими РАЗЛИЧНЫЕ пот-
ребности. В этом отношении она, несомненно делает шаг вперед по сравне-
нию с законом Госсена. (*8)
Читатель, может быть, несколько удивлен тем, что мы столько места и
времени уделяем простейшим вещам и понятиям. Но у нас есть хорошее оп-
равдание: только что мы изложили ВСЮ ТЕОРИЮ ПРЕДЕЛЬНОЙ ПОЛЕЗНОСТИ, все
ее основные положения. Конечно, мы сделали это НЕ ТАК, как это делают
ее авторы, именно, мы постарались освободить ее от всякого рода изли-
шеств и путаницы. В результате, как может быть заметил читатель, мы
обошлись даже без самого главного термина - термина "предельной полез-
ности". Ниже мы ознакомимся с указанной теорией в ОРИГИНАЛЕ, поэтому
предметом нашего рассмотрения окажется то, что выше мы отбросили за не-
надобностью. Это будет бесплодная и неблагодарная работа, потому, что в
итоге мы не узнаем ничего нового, не сформулируем ни одного вывода, не
продвинемся ни на шаг вперед. Единственное, что мы будем делать, так
это распутывать чужие ошибки. Правда, на ошибках, говорят, учатся. Но
ошибки авторов теории предельной полезности такого рода, что ничему по-
лезному они научить не могут.
4.
ПРЕДЕЛЬНАЯ ПОЛЕЗНОСТЬ (продолжение)
То, как плохо Бем-Баверк понимает задачи, стоящие перед ним, видно
уже из первых же слов 2 (основного) параграфа части первой его работы:
"Вопрос о принципе, которым определяется величина ценности матери-
альных благ, вводит нас в ту область, в которой сосредоточивается
основная задача теории ценности и в которой, вместе с тем, теории цен-
ности приходится преодолевать главнейшие трудности. (1.31)"
Неправда, здесь нет никакой задачи, не нужен никакой принцип и не
нужно преодолевать никаких трудностей. Единственная трудность состоит в
том, чтоб понять, что величина ценности, основанной на потребности, во-
обще СУЩЕСТВУЕТ, т.е., проще говоря, что потребности имеют количествен-
ную сторону и потому возможна их количественная оценка. Главные сообра-
жения по этому вопросу, мы видели, были высказаны еще Кантом, так что
ничего преодолевать здесь не нужно. Что же касается собственно величины
ценности того или иного блага, т.е. того почему ценность данного блага
равна, скажем 10, а не 20, - то это вопрос не относящийся собственно к
теории ценности. Потребность в благе, а потому и его ценность, может
изменяться под воздействием тысячи причин (мода, вкусы, личные склон-
ности, предложение на рынке и т.д.) поэтому и сам вопрос уместен лишь
по отношению к той или иной конкретной ситуации, поставленный же вообще
он совсем не интересен.
По сути дела Бем-Баверка интересует не величина ценности блага как
таковая, а нечто совсем другое. Он приводит в пример охотника с соба-
кой. (Пусть читатель припомнит так же и приведенный выше софизм с во-
дой, когда оказалось, что 15 необходимых для хозяина литров воды стоят
для него так же мало, как и один ненужный ему литр. Настало время ра-
зобрать этот софизм.) Охотник имеет два куска хлеба первый из которых
он съедает сам, второй - отдает собаке. Ясно, что ценность первого
куска для него выше, чем второго. Но оба куска совершенно одинаковы,
между ними нет никакой разницы, следовательно, они должны обладать оди-
наковой ценностью. Спрашивается, какова же будет эта ценность? Конечно,
никакой проблемы здесь нет. Если мы упомянутые куски хлеба рассматрива-
ем по отдельности друг от друга и каждому из них приписываем свое осо-
бое употребление, то и ценность каждого из них определяется этим спосо-
бом употребления, т.е. важностью той потребности, которую он удовлетво-
ряет. Если ВОТ ЭТОТ кусок потребляет охотник, то ценность его (скажем
10) больше ценности другого куска (скажем 5), который скармливается со-
баке. Если же мы рассматриваем оба куска как совершенно одинаковые и
равные друг другу не только физически, но и по способу употребления
(каждый из них может быть употреблен на удовлетворение любой потреб-
ности), то, поскольку неизвестно, на удовлетворение какой потребности
будет употреблен каждый их них, индивидуальная ценность каждого из них
будет неопределенной, мы поэтому можем подсчитать лишь среднюю ценность
куска хлеба, которая, как и любая средняя, может отклоняться в ту или
иную сторону от действительной индивидуальной величины ценности данного
куска. В нашем случае суммарная величина потребности, удовлетворяемой
хлебом равна 10 + 5 = 15. Следовательно, средняя ценность каждого куска
хлеба = 7,5. Как видим задача решается при помощи простейших арифмети-
ческих действий. Но Бем-Баверку такое решение бог знает почему не при-
ходит в голову, он выдвигает свое особое и вот с этого-то момента и на-
чинаются прелести теории предельной полезности:
"На настоящую дорогу выводит нас... одно простое казуистическое
соображение. Чтобы решить вопрос удовлетворение которой из нескольких
потребностей зависит от данной вещи, мы просто-напросто должны посмот-
реть, какая именно потребность осталась бы без удовлетворения, если бы
не существовало оцениваемой вещи: это и будет та потребность, которую
нам нужно определить. При этом мы легко убедимся, что подобная участь
постигает отнюдь не ту потребность, для удовлетворения которой, по про-
изволу владельца, случайно был предназначен оцениваемый экземпляр, а
всегда лишь НАИМЕНЕЕ ВАЖНУЮ ИЗ СООТВЕТСТВУЮЩИХ ПОТРЕБНОСТЕЙ, - именно
из всех тех потребностей, которые могли бы быть удовлетворены всем на-
личным запасом данного рода материальных благ, включая и оцениваемый
экземпляр. (1.42)"
Для того, чтоб понять что нам пытается сказать Бем-Баверк обратимся
вновь к первому закону Госсена. Имеется 11 предметов, ценность первого
из них =10, второго - 9, и т.д., последнего -0. Но ведь все эти предме-
ты, составляющие запас, совершенно одинаковы между собой, поэтому и
ценность их должна быть одинакова. Какова же она будет? Вот вопрос. Для
решения его Бем-Баверк предлагает следующее "казуистическое соображе-
ние": предположим, что субъект утрачивает один из предметов запаса. При
всякой подобной утрате человек стремится свести к минимуму потерю,
оставить без удовлетворения наименее существенную потребность, удовлет-
воряемую посредством утраченного предмета. Например, имея 2 кувшина во-
ды человек один из них использует для питья, другой - для полива цве-
тов. Утратив один из кувшинов он мог бы, в принципе, употребить остав-
шийся кувшин воды ЛИБО для питья, ЛИБО для полива цветов, но он, конеч-
но, предпочитает оставить без удовлетворения наименее существенную пот-
ребность, поэтому оставшийся кувшин будет употреблен для питья, цветы
же останутся без воды. Эта наименьшая потребность, которая остается без
удовлетворения при утрате предмета, входящего в запас, и называется
предельной полезностью и она именно определяет ценность предмета:
"Величина ценности материального блага определяется важностью той
конкретной потребности... которая занимает последнее место в ряду пот-
ребностей, удовлетворяемых всем наличным запасом благ данного рода...
Ценность вещи измеряется величиной предельной пользы этой вещи... Это
положение является центральным пунктом нашей теории. (1.45)"
Иллюстрируем это нашим примером. Имеется 11 предметов. Индивидуаль-
ная ценность их равна 10, 9, 8,... 0. Предельная полезность и, следова-
тельно, ценность последнего из них равна 0. Но поскольку предметы неот-
личны друг от друга, то ценность КАЖДОГО из них равна 0 (эту ценность
следовало бы назвать средней ценностью предмета, в отличие от его инди-
видуальной ценности, но читатель понимает, что у Бем-Баверка она по су-
ществу НЕ СРЕДНЯЯ, а как ее назвать иначе - на это мы не находим ника-
ких указаний ни у данного автора, ни у других). Но поскольку количество
предметов в запасе =11, а ценность каждого =0, то ценность всего запаса
равна 11 * 0 = 0! Т.е. если ценность одного только (первого) предмета,
входящего в запас =10, то ценность всего запаса оказывается =0! Вот и
вся теория предельной полезности во всей ее уродливой наготе (которую,
кстати сказать, сами ее авторы ничуть не скрывают). Любой школьник,
взглянув на цифры поймет, что тут что-то неладно, в политэкономии же
вся эта чепуха составила целую эпоху.
Прежде всего необходимо отметить следующее. Для того, чтоб ответить
на вопрос чему равна ценность каждого блага, входящего в запас, Бем-Ба-
верк конструирует следующую ситуацию. Допустим, говорит он, что некото-
рый субъект ОБЛАДАЕТ ДАННЫМ ЗАПАСОМ и затем УТРАЧИВАЕТ одно благо из
этого запаса. Но почему, собственно, я должен все это и именно это
предполагать? Почему я не могу предположить противоположную ситуацию,
именно, что субъект НЕ ОБЛАДАЕТ этим запасом и не теряет, но, наоборот,
ПОЛУЧАЕТ благо из этого запаса. Это предположение, которое, очевидно,
ничуть не менее правомерно (или произвольно), чем то, что предполагает
Бем-Баверк, существенно меняет величину ценности блага. В самом деле,
если человек теряет нечто, то он стремится свести к минимуму утрату,
если же, наоборот, получает нечто, то он стремится использовать его с
максимальной пользой. Поэтому в предложенном мною случае предельная по-
лезность будет равна не минимальной, но МАКСИМАЛЬНОЙ полезности, кото-
рая соответствует не последней, но ПЕРВОЙ из удовлетворяемых потребнос-
тей. Т.е. ценность каждого блага, входящего в запас, будет определятся
полезностью первого блага и равняться 10, а не 0 (ценности последнего
блага), как у Бем-Баверка. Соответственно и ценность всего запаса будет
определятся как 10 * 11 = 110. У Бем-Баверка эта же величина =0. Разни-
ца, как видим, существенная. (*9) Но и это еще не все. Мы, очевидно,
можем сконструировать и такую ситуацию, что предельной полезностью ока-
жется полезность не первой и не последней единицы блага, но, скажем,
второй, или третьей, или... двадцать первой. В последнем случае мы име-
ли бы теорию двадцать первой полезности, нелепость которой сквозила бы
уже в самом ее названии и потому была бы очевидна для всех. Теория
Бем-Баверка ничуть не менее нелепа, ее автору удается лишь скрыть эту
вопиющую нелепость за "авторитетным", многозначительным термином "пре-
дельный".
Но самое главное: почему мы вообще должны предаваться этим всем
предположениям? Ведь их конечный смысл сводится просто к тому, что мы
ТУ ИЛИ ИНУЮ ИНДИВИДУАЛЬНУЮ ЦЕННОСТЬ ПРЕДМЕТА ВЫДАЕМ ЗА СРЕДНЮЮ ЦЕН-
НОСТЬ, т.е. за ценность КАЖДОГО предмета. Все дело сводится, стало
быть, к элементарной ПУТАНИЦЕ. Если вы хотите знать ценность предмета,
то вы должны прежде всего ясно определиться что вас интересует: индиви-
дуальная или средняя ценность, подобно тому, как если вас интересует
рост человека, то вы должны уточнить интересует ли вас рост Сидорова
или Петрова, или же вы хотите знать средний рост некоего среднестати-
ческого человека. В нашем случае индивидуальную ценность не надо опре-
делять, она дана и равна 10, 9, 8... и т.д., наконец, 0. Но если вы
рассматриваете оцениваемые предметы с той точки зрения с какой стирает-
ся всякая их индивидуальность и они становятся неотличными друг от дру-
га не только физически, но и экономически, то в этом случае, как все
соглашаются, и ценность каждого из них должна быть равна ценности любо-
го другого. Как мы можем определить эту ценность? Вообще мы в данном
случае имеем только ДВЕ ВЕЛИЧИНЫ: это ценность каждого предмета, кото-
рая равна, как сказано, ценности любого другого, и общая, суммарная
ценность всего запаса предметов. Поэтому, если нам дана ценность каждо-
го предмета, то мы можем получить ценность всего запаса умножая коли-
чество предметов на ценность одной штуки. Если же наоборот, дана цен-
ность всего запаса, то разделив ее на количество предметов, получаем
ценность одной штуки. В примере, взятом нами, нам дана индивидуальная
ценность предметов. Сложив эти ценности мы получаем ценность всего за-
паса и разделив последнюю на количество предметов, получаем среднюю
ценность каждого из них. Никакого иного способа решения поставленной
задачи нет и вообще было бы странно искать какой -то другой способ, ибо
весь вопрос вообще вращается, как видим, на уровне арифметики и может
представлять какие-то трудности только для того, кто с нею не знаком. К
числу таковых мы, видимо, и должны отнести профессора Бем-Баверка, ибо
последний рассуждает следующим образом. Имея перед собой индивидуальные
ценности благ он задается вопросом: чему равна СРЕДНЯЯ ценность блага?
Но при этом он не понимает, что его интересует именно средняя ценность;
он не в состоянии толком даже сформулировать вопрос ответ на который
ищет (см. цитаты выше). Он не понимает, тем более, того, что средняя
величина может быть ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ найдена только одним (в простейшем
случае) путем - путем деления общей суммы на количество слагаемых. Это-
го он не понимает и потому его способ отыскания средней величины сво-
дится к тому, что он ПЕРЕБИРАЕТ индивидуальные ценности благ, пытаясь
выбрать какую-либо из них на роль средней. Но если все дело сводится
только к ВЫБОРУ, то выбрать можно что угодно, какие-либо обоснования в
пользу того или другого выбора здесь могут приводится лишь из потреб-
ности соблюсти некоторые внешние приличия. Бем-Баверк выбирает индиви-
дуальную ценность ПОСЛЕДНЕЙ вещи. Ему кажется, что он приводит доста-
точные основания в пользу своего выбора: дескать, при утрате вещи оста-
ется без удовлетворения наименьшая потребность и т.д. Но, как мы видели
выше, приложив немного изобретательности, можно оправдать и любой дру-
гой выбор. Затем Бем-Баверк эту индивидуальную ценность последнего бла-
га распространяет на все вещи, входящие в запас, т.е. рассматривает ее
как СРЕДНЮЮ ценность. На этом фокус заканчивается. Это похоже на то,
как если бы мы, задавшись целью определить средний рост человека, пере-
бирали бы подряд всех людей и, отыскав самого маленького, заявили
бы,что рост последнего И ЕСТЬ рост КАЖДОГО ЧЕЛОВЕКА!
Наиболее очевидной эта путаница становится в рассуждениях Туган-Ба-
рановского, который чуть-ли не с восторгом излагает теорию предельной
полезности:
"Чем же будет определяться ценность предмета, - спрашивает он, - на-
ибольшей его полезностью, наименьшей или средней?"
Вопрос нелепо поставлен. Ценность ЧЕГО, КАКОГО предмета,собственно
интересует Туган - Барановского? Если его интересует ценность первого
предмета, то она определяется полезностью первого предмета, т.е. макси-
мальной полезностью. Если его интересует ценность последнего предмета,
то она определяется, соответственно, наименьшей полезностью. Если же
его интересует какой ценностью обладает каждый предмет В СРЕДНЕМ, то
осуществив простейшие арифметические действия по нахождению средней ве-
личины, мы легко сможем получить ответ и на этот вопрос. Как видим,
здесь нет НИКАКОЙ ПРОБЛЕМЫ и потому не нужно изобретать никакой теории.
Единственное, что от нас требуется, так это только то, чтобы мы не пу-
тали индивидуальную ценность предмета (первого, второго, последнего и
т.д.) со средней ценностью предмета.
Конечная причина всех мнимых трудностей, которые мужественно пытают-
ся преодолеть теоретики предельной полезности, кроется отчасти в изна-
чальной и уже отмеченной нами путанице между потребностью, полезностью
и ценностью, отчасти в непоследовательности, в неспособности названных
теоретиков довести до конца свои собственные мысли. Если уж пришли к
тому, что полезность и основанная на ней ценность есть величины коли-
чественные, то надо довести эту мысль до конца и ясно понять, что по-
лезности можно складывать, умножать, делить и т.д. - точно так же как
это мы делаем с метрами, килограммами и т.д. Следовательно, если нам
даны индивидуальные ценности предметов, то определение средней ценности
каждого из них или ценности всего запаса уже не представляет никакой
трудности. До этого простого вывода Бем-Баверк, как и его единомышлен-
ники, не смогли добраться. Отсюда все их блуждания и сомнения относи-
тельно того ЧТО нужно определить и КАК это следует сделать. Отсюда же и
все их попытки изобрести какой-то заумный способ исчисления средней
ценности. Они не видят что все мучащие их проблемы решаются в рамках
четырех арифметических правил и в тоже время какое-нибудь совершенно
случайное, произвольное решение воспринимается ими как великое научное
открытие.
Особенно феноменален в этом отношении Бем-Баверк. Нелепости его тео-
рии столь масштабны, что он сам натыкается на них на каждом шагу. Но
вместо того, чтобы как-то осмыслить, еще раз проверить свои взгляды,
он, не смущаясь их нелепостью, окончательно затягивает все узлы. Так
например мы уже видели, что если ценность последнего предмета =0, как
это и было во взятом нами выше примере, то и ценность каждого предмета,
входящего в данный запас, согласно теории Бем-Баверка так же =0. Но
отсюда следует, что ценность всего запаса = 11 * 0, т.е. также =0. То
есть мы получаем, как уже отмечалось ранее, что если ценность первого
предмета, входящего в запас =10, то ценность всего запаса =0. Этот
сногсшибательный вывод Бем-Баверк уже пытался объяснить выше, сейчас он
это сделает еще раз:
"...Может случиться (?!), - говорит он, - что оценка более значи-
тельных количеств материальных благ не находится в соответствии с оцен-
кою одного экземпляра этих же самых... благ... (1.52)
Всего резче выступает рассматриваемая особенность, разумеется, тог-
да, когда количество материальных благ, подвергающееся оценке, как одно
целое, как единица, обнимает собою весь имеющийся в нашем распоряже-
нии... запас благ данного рода. Для такой огромной массы вещей ценность
всегда будет определятся чрезвычайно высоко, хотя бы отдельный экземп-
ляр и имел лишь незначительную ценность, или даже... не имел совершенно
никакой ценности." (1.53-54)
Прежде всего, почему означенную выше ситуацию, когда ценность запаса
благ фактически превышает ценность, вычисленную как произведение коли-
чества благ на ценность предельного блага, Бем-Баверк преподносит нам
как "особенность", которая "может случиться"? Эта ситуация необходимо
СЛЕДУЕТ из теории Бем-Баверка, а не "может случиться". Далее, почему
"для огромной массы вещей"? Для любого количества вещей и не "всего
резче выступает", но прямо противоречит теории предельной полезности,
которая явно занижает ценность запаса благ вычисляя ее как произведение
ценности последнего блага (т.е. блага, имеющего наименьшую ценность),
на количество благ. Впрочем, "занижает" - это слишком мягко сказано; у
Бем-Баверка сумма оказывается меньше составляющих ее слагаемых, - можно
ли представить себе что-либо более нелепое? Бем-Баверк потоком пустых
слов, беспредметных оговорок, рядом повторяющих друг друга примеров пы-
тается скрыть от читателя и самого себя то простое обстоятельство, что
его теория не выдерживает первой же элементарной проверки и несовмести-
ма с таблицей умножения.
В качестве оправдания Бем-Баверк возвращается к ранее выдвинутой им
мысли о том, что ценность запаса благ зависит от единицы измерения. В
данном случае это означает следующее. Если мы рассматриваем наш запас
"как одно целое, как единицу" то его ценность равна 10 + 9 + 8 +... и
т.д., т.е. сумме индивидуальных ценностей предметов, входящих в запас.
В ином случае ценность запаса равна 11 * 0 = 0. (Я говорю "в ином слу-
чае", потому что не знаю как выразиться иначе ибо что такое этот иной
случай мне не известно. Запас есть запас. Чем отличается запас "как
единица" от запаса... в каком-то другом смысле (каком?) - этого Бем нам
не сообщает) Короче говоря, Бем-Баверк продолжает утверждать, что цен-
ность запаса благ при прочих равных условиях изменяется ЕДИНСТВЕННО ОТ
ТОГО, как мы ее подсчитываем. Любой школьник будучи уличенным в подоб-
ном открытии покраснел бы со стыда и поспешил бы признать, что если мы,
используя разные способы подсчета ценности, получаем каждый раз различ-
ные результаты, то из этого следует, что один или все способы счета
неправильны и, следовательно, мы должны отбросить неправильные способы
и пользоваться лишь правильным. Бем-Баверк же, будучи профессором, не-
возмутимо продолжает нас поучать:
"Кто упускает из виду это реально существующее и выступающее во мно-
гих случаях казуистическое различие между ценностью целого и ценностью
отдельных единиц, из которых слагается целое (?!!), тот очень легко мо-
жет сбиться с толку. (1.54)"
Бем-Баверк не о том беспокоится. Мы не нуждаемся в том, чтобы он
объяснял нам разницу между ценностью ЕДИНИЦЫ и ценностью ЗАПАСА, т.е.
разницу, например, между ценностью КИЛОГРАММА пшеницы и ценностью ТОННЫ
пшеницы. ТАКОГО рода "казуистическое различие", "выступающее во многих
случаях" всем известно. НЕ ОБ ЭТОМ различии идет речь, а о том, почему
ценность одного и того же запаса оказывается различной безо всяких на
то видимых и невидимых причин? Бем-Баверк схоластически вместо одного
вопроса подсовывает другой, о котором и речи не было и тем самым сбива-
ет читателя с толку.
Шеффле, возражая Бем-Баверку, утверждает, - и совершенно справедли-
во, - что ценность запаса представляет собой сумму ценностей предметов,
входящих в запас:
"Совершенно верно, - соглашается с ним Бем-Баверк, - когда дело идет
о запасе... как о целом, то..." Шеффле прав. "Но Шеффле заблуждается,
полагая, что из этого факта, совершенно бесспорного, можно вывести ар-
гумент против теории предельной полезности. Он опровергает этим нечто
такое, чего теория предельной пользы и не думала утверждать, а именно -
ту мысль, что ценность целого определяется предельной пользой последней
...части.(?!!) Наша теория, напротив, сама с особенной силой подчерки-
вает то обстоятельство, что измерять ценность части пользою целого в
такой же степени неправильно, как и наоборот - измерять ценность целого
пользою какой-нибудь отдельной его части. В действительности наша тео-
рия утверждает, напротив, что ценность всякой вещи и всякого количества
материальных благ определяется ПРИНАДЛЕЖАЩЕЮ ЭТОЙ ИМЕННО ВЕЩИ ИЛИ ЭТОМУ
ИМЕННО КОЛИЧЕСТВУ ВЕЩЕЙ, ПРЕДЕЛЬНОЮ ПОЛЬЗОЮ... (1.55)"
Итак, Бем-Баверк утверждает, что мы не имеем права определять цен-
ность запаса умножая ценность последнего, предельного, блага, входящего
в запас, на количество благ в запасе (т.е. ценность запаса не равна
11*0). Ценность запаса, говорит он, определяется предельной полезностью
этого именно запаса, а ценность отдельного блага - предельной полез-
ностью этого именно блага. Более бессмысленной аргументации невозможно
и представить.
Во-первых, что такое предельная полезность запаса? Предельная полез-
ность вообще есть полезность ДАННОГО предмета в сравнении с другими
предметами или по отношению к последним. Теория предельной полезности,
например, под предельной полезностью понимает полезность ПОСЛЕДНЕГО,
наименее, в сравнении с другими, полезного предмета. Ясно поэтому, что
если предмет берется как таковой, вне отношения к другим предметам, то
термин "предельный" теряет всякий смысл, ибо предмет не может быть
последним, а, значит, предельным, если кроме него никаких других пред-
метов не существует. Но тоже самое мы можем сказать и по отношению к
ЗАПАСУ благ. Запас, если только использовать это слово в его настоящем
значении, есть не предмет, но именно СОВОКУПНОСТЬ предметов. Иначе го-
воря, мы должны рассматривать запас не как некоторый предмет, ценность
которого может быть сравниваема с ценностью каких-либо других предме-
тов, но именно как запас, вне которого не существует никаких других
предметов или же их существование нам безразлично. Следовательно, тер-
мин "предельная полезность запаса" бессмысленен. Полезность запаса по
определению не может быть ни предельной, ни не предельной.
Во-вторых. Вдумаемся что-же утверждает Бем-Баверк. Он утверждает,
что ценность вещи, входящей в данный запас, определяется предельной по-
лезностью вещей данного рода. То есть если запас состоит из 11 вещей
(как в нашем примере) и предельная полезность последней вещи, как мы
допустили, =0, то и ценность КАЖДОЙ вещи =0. Однако, тотчас же вслед за
этим он ЗАПРЕЩАЕТ нам вычислять ценность всего запаса умножая 0 на 11.
Но если мы не имеем права умножать величину предельной полезности на
количество вещей, то следовательно предельная полезность НЕ ОПРЕДЕЛЯЕТ
ценности каждой вещи и ценность каждой вещи НЕ СОВПАДАЕТ с ценностью
последней (предельной) вещи. Только этот вывод мы можем сделать. Что же
в итоге мы имеем? Мы имеем ряд вещей каждая из которых обладает своей
индивидуальной ценностью (10, 9, 8 и т.д.), причем, полезность послед-
ней, наименее полезной вещи, называется предельной полезностью. Чему
равна средняя ценность КАЖДОЙ вещи - НЕИЗВЕСТНО, чему равна ценность
всего запаса - также НЕИЗВЕСТНО. Вот, собственно, и ВСЯ ТЕОРИЯ Бем-Ба-
верка. Что он нам хотел доказать на протяжении всей первой части своей
работы? Какие вопросы хотел решить? Все содержание его теории свелось к
тому, что последний предмет неизвестно зачем выделяется из всех осталь-
ных и ему дается название "предельный", - только и всего.
Вопрос был именно и только в том, какова связь между ценностью цело-
го и ценностью части. Был дан запас предметов, каждый из которых обла-
дал своей собственной индивидуальной ценностью. Необходимо было опреде-
лить чему равна ценность каждого из них, если мы будем их рассматривать
не по отдельности друг от друга, не индивидуально, но как равные друг
другу части одного целого. Затем надо было определить и ценность всего
запаса в целом. Никаких других вопросов перед Бем-Баверком не стояло.
Пытаясь решить первый из них он говорит: "Величина ценности... блага
определяется важностью той... потребности... которая занимает последнее
место в ряду потребностей, удовлетворяемых всем наличным запасом благ
данного рода (1.44)". То есть ценность КАЖДОГО блага равна ценности
ПРЕДЕЛЬНОГО блага, - какой иной смысл могут иметь только что цитирован-
ные слова? Но если количество благ равно N, а ценность КАЖДОГО - X
(ценности последнего блага), тогда ценность всего запаса = N * X. Но
нет, кричит Бем-Баверк, мы этого не утверждали! Тогда что же вы утверж-
дали? Если мы не можем умножить N на X, то, значит, ценность каждого
блага не равна ценности X предельного блага. Следовательно, ценность
каждого блага неизвестна. Следовательно, предельная полезность опреде-
ляет лишь ценность предельного, последнего блага. Следовательно, пре-
дельная полезность вообще ничего не определяет, а есть лишь другое наз-
вание для полезности последнего блага. Вместо обещанной теории мы полу-
чили лишний термин.
Ценность запаса, естественно, остается еще более непостижимой, чем
средняя ценность каждого предмета. Конечно, мы можем рассматривать це-
лое как часть, а часть, в свою очередь, как целое, но это обстоятельст-
во не стирает разницы между целым и частью. Например, можно предста-
вить, что яблоко состоит из нескольких долей, т.е. частей, и, в то же
время, когда это яблоко находится в корзине с другими яблоками, то оно
само является частью целого. На вопрос чему равна ценность яблока
Бем-Баверк отвечает: его ценность определяется предельной полезностью.
Допустим, что это так, что бы там не понималось под предельной полез-
ностью. Но тогда встает следующий вопрос: чему равна ценность всей кор-
зины яблок? Если Бем-Баверк вообще намерен нам что-то объяснить, то
прежде всего он должен вывести ценность запаса (корзины яблок) из цен-
ности единицы запаса (одного яблока). Вместо этого он дает очередное
определение: ценность запаса определяется предельной полезностью этого
запаса. Вместо того, чтоб сделать шаг вперед и перейти от части к цело-
му, он софистически перековеркал вопрос таким образом, что ЦЕЛОЕ прев-
ратилось в ЧАСТЬ и ответ на вопрос свелся к тавтологическому повторению
уже известного определения. Он должен был нам определить ценность цело-
го именно как целого, а не как части, - в этом был вопрос. Вместо этого
он просто утверждает по отношению к запасу то, что раньше говорилось по
отношению к единице запаса. Тавтологическое повторение одного и того же
определения выдается за некий теоретический прогресс.
Наконец, последнее откровение (прошу попутно оценить красоту слога):
"...Из наших... разъяснений следует, что предельная польза, которою
определяется ценность вещи, не совпадает с тою пользою, которую
действительно приносит сама эта вещь, или совпадает лишь случайно; в
большинстве случаев предельная польза, напротив, является, так сказать,
ЧУЖОЮ пользою, а именно - пользою последнего экземпляра материальных
благ... которым может быть замещена данная вещь. (1.56)"
Отсюда ясно, что все, что мы говорили выше вполне справедливо.
Бем-Баверку был дан закон Госсена - ряд благ обладающих убывающей по-
лезностью. Бем-Баверк пытался определить среднюю ценность каждого бла-
га, которая, в общем, не совпадает, с индивидуальной ценностью блага.
Его усилия завершились тем, что он произвольно приписал ценность пос-
леднего блага КАЖДОМУ экземпляру блага. Теперь он сам, кажется, понял
это, но не сделал никаких выводов, ограничившись лишь констатацией это-
го обстоятельства. Что же касается того, что он сам только что, так
сказать, под занавес, рассматривая ценность запаса, фактически свел к
нулю свое определение ценности, отказавшись рассматривать ценность пос-
леднего блага как ценность КАЖДОГО блага в прямом и буквальном смысле,
- об этом он уже и не вспоминает. Язык и тон последней цитаты говорят о
том, что их автор остается в счастливом неведении относительно подлин-
ного содержания своего творения.
Картину довершают комплименты, которыми Бем-Баверк одаривает самого
себя. На стороне "нашего принципа, - кричит он, - и логика и опыт",
"факты представляют собой блестящее подтверждение" (1.50). Что ж это за
факты? Например тот, что в осажденном городе цена на хлеб повышается.
Каким же образом этот факт "блестяще подтверждает" несколько нелепостей
под общим названием теории предельной полезности? Этого Бем-Баверк, как
и следовало ожидать, не уточняет. Вместо этого он самозабвенно продол-
жает:
"...если в его (указанного принципа) верности и могут возникнуть сом-
нения, то разве только по недоразумению...
Ввиду этого я питаю вполне основательную надежду, что в недалеком
будущем учение о "предельной пользе" сделается общественным достоянием
экономической науки, и что таким образом политическая экономия приобре-
тет, наконец, твердую точку опоры..." (1.50)
Увы, но как это ни странно и ни печально, его надежды в значительной
мере оправдались.
Но, может быть, мы превратно поняли теорию Бем-Баверка? Может быть
действительно имеет место какое-то недоразумение? Или, наоборот, те те-
оретические причуды, которые мы имели сомнительное удовольствие только
что обсудить, характерны лишь для теории Бем-Баверка и мы не должны их
приписывать теории предельной полезности как таковой, другим ее авто-
рам? Может быть эти авторы вполне удовлетворительно решают те вопросы,
которые столь безуспешно пытался решить Бем-Баверк? Как бы там ни было
мы, очевидно, должны хотя бы вкратце разобрать воззрения других авторов
теории предельной полезности и их единомышленников.
Еще раз сформулируем суть проблемы, причем постараемся придать ей
как можно более простую и осязательную форму.
Дано 11 предметов, стоимость первого из которых =10, второго - 9,
третьего - 8... и т.д., последнего - 0. Вопрос: какова общая или сум-
марная стоимость всех одиннадцати предметов? Мы видели выше, что
Бем-Баверк, с одной стороны, утверждает, что эта суммарная стоимость
равна произведению количества предметов, на стоимость последнего и са-
мого дешевого из них, т.е. 11 * 0, и таким образом стоимость эта оказы-
вается равной нулю. Но, с другой стороны, этот же автор утверждает, что
мы не имеем права вычислять суммарную стоимость так, как это предложено
только и что, дескать, ничего подобного из его теории не следует. Но в
таком случае мы оказываемся в полном недоумении, ибо становится совер-
шенно не ясно в чем состоит смысл и значение предельной полезности пре-
дельного (последнего) предмета, для чего последний выделяется из ряда
других предметов, зачем нужен сам термин предельной полезности, и како-
ва, все-таки, стоимость всего запаса предметов? На последний вопрос
Бем-Баверк, в присущей ему схоластической манере, отвечает, что суммар-
ная стоимость = 10+9+8...+0, но, замечаем мы, этот вывод основывается
на простых законах арифметики и требованиях здравого смысла и при чем
здесь теория предельной полезности - неясно. Таким образом, Бем-Баверк
оставляет нас в полном недоумении.
Другой классик теории предельной полезности, Визер, в отличие от
Бем-Баверка, прямо и безо всяких оговорок соглашается, точнее, утверж-
дает, что суммарная стоимость запаса предметов, действительно, = 11 * 0
= 0. Этот же взгляд отстаивают так же Лер и, по видимому, Карл Менгер.
Кассель стоит на компромиссной точки зрения и считает, что если мы мо-
жем купить произвольное число экземпляров данной вещи, то их совокупная
стоимость будет определяться как произведение числа экземпляров на пре-
дельную полезность; если же мы стоим перед альтернативой: или закупить
весь запас или же вовсе отказаться от покупки такового, общая стоимость
запаса будет определяться как сумма стоимостей предметов в него входя-
щих. (Читатель, вероятно, заметил, что позиция Касселя сходна с позици-
ей Бем-Баверка). Брода считает, что в решении этого вопроса необходимо
учитывать условия не только утраты предметов, но и их возобновления или
восстановления. Если запас восстанавливается сейчас же после потребле-
ния, то совокупная ценность определяется по методу Визера (т.е.
11*0=0). Если же запас не восстанавливается, то ценность запаса опреде-
ляется как сумма ценностей предметов из которых он состоит. (подробнее
об этом см. Блюмин. Критика буржуазной политэкономии. 3.1.97-107)
Таким образом, мы видим, что единство взглядов по поставленному воп-
росу среди экономистов отсутствует, но и разномыслие малоутешительно. В
лучшем случае нам предлагают надуманные и схоластически запутанные
компромиссы. Не должно быть никаких компромиссов между истиной и неле-
постью.
Рассмотрим ближе взгляды Визера. Мы видели, что они отличаются от
позиции Бем-Баверка, но, точь-в-точь как и последний, Визер придумывает
целую теорию для оправдания и подкрепления свой позиции. (Сочинительст-
во по всякому пустяку разного рода, но всегда сомнительных теорий -
это, видимо, общее свойство всего маржиналистского направления в поли-
тэкономии.) Вот эта теория:
"Ценность... возникает путем совмещения 2 элементов, положительного
и отрицательного. Это - составная величина, вернее, разность двух вели-
чин... Положительный элемент - это удовольствие, получаемое от полез-
ности благ. Всякое приращение полезности, основанное на приобретении
нового блага, является желанным." Если у нас имеется 11 благ, то поло-
жительные элементы ценности... будут = 10,9,8,7...0. Следовательно, об-
щая полезность отдельных запасов...будет = для:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 благ
19 27 34 40 45 49 52 54 55 55 ед.
(10+9) (19+8) (27+7) (34+6) (40+5) (45+4) (49+3) (52+2) (54+1) (55+0)
Следовательно, если ограничиться учетом одного положительного эле-
мента..., то нужно отказаться от представления, что ценность запаса
равна произведению количества единиц на предельную полезность.
Но тут на помощь Визеру приходит отрицательный элемент ценности. Что
же он представляет собой? "Отрицательный элемент проистекает из безраз-
личия, которое люди по природе своей, питают к благам. Лишь по принуж-
дению мы переносим представление полезности на благо; процесс перенесе-
ния должен преодолеть известное сопротивление, интенсивность которого
меняется в зависимости от обстоятельств. Чем больше нуждаемость, тем
скорее и крепче мы цепляемся за блага, тем меньше сопротивление; оно
вполне преодолевается, когда нуждаемость поднимается до наивысшей точ-
ки; тогда мы идентефицируем участь благ с нашей собственной участью и в
их потере усматриваем нашу собственную... гибель" Величина этого отри-
цательного элемента... увеличивается по мере увеличения запаса. Для
первого блага отрицательный элемент =0, для двух благ - 1, ибо каждое
(из этих первых двух благ - А.У.) имеет предельную полезность в 9, а
совокупная ценность не 18, а 19 (10+9)..." и т.д. (3.1.100)
Как, вероятно, догадался читатель, для всех одиннадцати благ отрица-
тельная ценность = 55, поэтому общая ценность всего запаса из 11 благ =
положительная ценность запаса (55, см.выше) минус его отрицательная
ценность (так же 55), итого, стало быть, 0, что равно, с другой сторо-
ны, произведению количества благ (11), на стоимость предельной единицы
(0), - что и требовалось доказать.
Мы приводим столь длинные цитаты и обсуждаем все эти теории и аргу-
менты вовсе не потому, что считаем их значительными с теоретической
точки зрения, но, единственно, потому, что они в значительной мере ха-
рактеризуют то, ЧЕМ стала политэкономия после Маркса, ее общий интел-
лектуальный уровень. Если Маркс в своей теории пытался подвести итог
всей истории человечества и предугадать его будущее, то маржиналисты
никак не могут отличить последний предмет от предельного, стоимость за-
паса от стоимости отдельной единицы этого запаса, целое от части, сред-
нюю величину от индивидуальной и т.д. и т.п. - таков уровень ЭТОЙ тео-
рии...
Что же по существу можно ответить Визеру? Введенный им отрицательный
элемент стоимости еще может с грехом пополам объяснить почему уменьша-
ется стоимость предмета по мере удовлетворения потребности в нем (если
только это вообще нужно кому-то объяснять), т.е. почему уменьшается по-
ложительная "составляющая" стоимости. Но почему общая стоимость запаса
благ уменьшается, так сказать, дважды, - сначала в силу уменьшения по-
ложительной ее "составляющей", затем, в силу увеличения ее отрицатель-
ной "составляющей", - это остается неясным. Вернее сказать, все ясно:
просто-напросто Визер дважды считает одно и то же. Впрочем, о какой
критике вообще здесь может идти речь - взгляните, как Визер определяет
отрицательную ценность всего запаса. Почему последняя равна именно 55,
а не 54 и не 56? Потому, что общая ценность запаса у Визера получилась
55, а ему нужно получить 0; но для того, чтоб получить 0 из 55, надо из
55 вычесть 55. Следовательно, отрицательная ценность должна быть = 55.
Установив это, Визер торжественно вычетает из общей "положительной"
ценности 55 "отрицательную" ценность 55 и получает в итоге 0 - точь в
точь, что и требовалось доказать!
В оправдание того, что ценность запаса равна произведению количества
предметов, входящих в запас, на ценность последнего из них, приводи-
лось, помимо прочего, и следующее соображение. Цена, которую платит по-
купатель за покупаемый предмет является не только ценой предмета, она
показывает также и степень потребности покупателя в этом предмете. Если
я даю за вещь 10 руб., то эти 10 руб. выражают мою потребность в поку-
паемой вещи. Если так, то я, очевидно, соглашусь купить вещь дешевле,
чем за десять руб., но я ни в коем случае не соглашусь купить ее доро-
же, чем за 10 руб. ибо моя потребность в любом количестве денег, превы-
шающем 10 руб. превосходит потребность в данной вещи. Поэтому покупа-
тель просто не купит те вещи, ценность которых превышает ценность пре-
дельной вещи из всего, купленного им запаса. Допустим, имеется 10 благ,
ценность каждого из которых для покупателя 10,9,8,... 1. Если цена на
рынке на данное благо будет 1, то покупатель купит все 10 благ ибо цен-
ность для него 9 из них превышает рыночную цену, а ценность последнего
= этой цене. Если рыночная цена станет = 2, то будут куплены только
первые 9 штук блага, потому, что цена последнего экземпляра блага будет
превосходить субъективную оценку покупателя и он откажется от покупки
этого экземпляра; далее, если цена повысится до 3, то будет куплено
только 8 экземпляров, и т.д. Таким образом, в любом случае, цена пре-
дельного предмета есть та максимальная цена, которую согласится упла-
тить покупатель за покупаемый товар. Поэтому цена каждого экземпляра
товара равна цене предельного экземпляра. Из литературы, имеющейся в
моем распоряжении неясно кто автор этой теории, а жаль, ибо она достой-
на занять место в ряду тех, что мы уже рассмотрели выше. Цена на товар,
говорят, устанавливается на уровне цены предельного экземпляра данного
товара на том основании, что покупатель не согласится дать большую це-
ну. Но покупатель предпочел бы вообще получить товар ДАРОМ, от этого,
однако, цена не становится равной 0. Почему? Потому, что помимо покупа-
теля на рынке существует еще и продавец, который так же определяет це-
ну. Покупатель предпочел бы купить все 10 штук товара по минимальной
цене, т.е. по цене последней штуки, продавец, наоборот, предпочел бы
продать все 10 штук по максимальной цене, т.е. по цене первой штуки. Но
чем претензии первого лучше или хуже претензий второго? Разумеется, ни-
чем. Следовательно, если не существует каких-либо искусственных к тому
препятствий, цена на товар установится где-то по середине между макси-
мальной (10) и минимальной (1) ценой, т.е. по средней цене, и это, за-
метим, не нанесет никакого ущерба покупателю ибо, хотя и верно, что
средняя цена превышает его субъективную оценку последних 5 единиц това-
ра, но зато она ниже его оценки первых 5 единиц. Проще говоря, покупа-
тель согласиться платить "дороже" за последние экземпляры товара просто
потому, что первые экземпляры ему достаются "дешевле", чем он их оцени-
вает.
Как ни прост этот вопрос, но даже Альфред Маршалл, который, кстати
сказать, далеко не является приверженцем теории предельной полезности,
путается на нем. Маршалл искренне убежден, что если продаются все 10
ед. товара, то цена каждой единицы равна цене предельной, т.е., для на-
шего примера, 1. Т.е. цена всего запаса оказывается равной 10 * 1 = 10.
Но общая или "действительная" (я опять затрудняюсь в выборе выражения)
цена этого же запаса равна 10+9+8...+1=55. Получается, следовательно,
избыток 55 - 10 = 45. Это избыток ценности, происходящий от того, что
покупатель платит только предельную цену за товар в то время как инди-
видуальная ценность каждого (за исключением предельного) экземпляра то-
вара превышает эту предельную цену, - этот избыток ценности Маршалл на-
зывает потребительской рентой, которая, якобы, "даром" достается потре-
бителю. Маршалл заходит настолько далеко, что даже допускает возмож-
ность учета этой потребительской ренты при формировании системы налого-
обложения. (2.1)
Для того, чтоб окончательно покончить с этим вопросом и устранить
последние неясности, попытаемся решить его следующим образом. Предполо-
жим рынок, на котором предлагается десять товаров, индивидуальные по-
лезности которых, соответственно, 10, 9, 8 и т.д., и последнего - 1.
Цена, по которой продаются товары, для нас в данном случае безразлична,
поэтому предположим для удобства, что она равна средней ценности това-
ра, т.е. 4,5. Предположим, что некий покупатель, скажем, какой-нибудь
поклонник теории Маршалла, проникнувшись идеями последнего, решил регу-
лярно извлекать потребительскую ренту, в существовании которой уверен
названный теоретик. Для этого наш покупатель должен покупать всегда
только те товары, индивидуальная ценность которых, выше рыночной цены,
т.е. только 1, 2, 3, 4, 5 и 6 товары, ценности которых соответственно,
10, 9, 8, 7, 6 и 5. Другие покупатели будут покупать все десять товаров
индивидуальная ценность некоторых из которых ниже рыночной цены, других
- выше. Поэтому при покупке первых будет получаться некоторый выигрыш,
при покупке последних - проигрыш, которые взаимно уравновешивают друг
друга. Поэтому простые покупатели не будут получать никакой ренты, но и
не понесут никакого убытка. Иное дело с поклонником Маршалла, для кото-
рого все, покупаемые им товары, стоят больше, чем он за них платит. Но
за счет чего получается этот выигрыш? Только за счет того, что он поку-
пает и потребляет меньше товаров, чем другие покупатели и потому его
индивидуальная потребность в товарах более высока, чем у других; коро-
че говоря, выигрыш получается исключительно за счет НЕДОПОТРЕБЛЕНИЯ. Но
отсюда следует, что не существует вообще никакого ДЕЙСТВИТЕЛЬНОГО выиг-
рыша, никакой ренты: то, что он получает как покупатель, он теряет как
потребитель, то, что он получает в виде ренты Маршалла он теряет в виде
нормального удовлетворения своих потребностей. Это называется "эконо-
мить на желудке", что означает не получение какой-то действительной
ренты, но лишь удовлетворение одних потребностей (страсти к накопле-
нию), за счет других (потребностей в пище, нормальном жилье и прочь.)
Продолжим этот пример. Далее возможны два варианта: либо действия
предположенного нами покупателя не оказывают никакого влияния на рыноч-
ную цену, - и тогда все сводится, как сказано, к "экономии на желудке",
- либо его действия оказывают влияние на цену. Последнее в идеале воз-
можно в том случае, когда наш покупатель является единственным на рынке
и его потребление определяет спрос на покупаемые им товары. Но он поку-
пает только первые шесть товаров, на оставшиеся четыре товара спроса он
не предъявляет. Это обстоятельство не может не повлиять на предложение
товаров. Торговец, продающий их, заметив, что устойчивый спрос сущест-
вует только на первые 6 товаров, а на остальные отсутствует вовсе, по-
высит цену на эти 6 товаров, а на оставшиеся четыре - наоборот, пони-
зит. Таким образом, вся партия из 10 товаров будет им разбита на две
группы: цена штуки товара в первой группе будет, скажем 8, а цена штуки
во второй группе, скажем, 3. Поскольку характер предложения изменился
это не может не повлиять на поведение покупателя. Последний, преследуя
потребительскую ренту, будет вынужден изменить свою политику: из первой
группы он будет покупать только 1 и 2 товары, из второй - только 6 и 7.
Продавец, в свою очередь, отметив это изменение в спросе, откорректиру-
ет должным образом свои цены, а именно: поскольку из первой группы
предъявляется спрос только на 1 и 2 товары, а на 3, 4 и 5 спроса нет,
то на 1 и 2 он установит цену выше 8, а на 3, 4 и 5 - ниже. Соот-
ветственно изменится цена и на товары из второй группы: на 6 и 7 будет
установлена цена выше 3 , а на оставшиеся товары - ниже. Таким образом
вся партия товара будет разбита уже не на две, а на четыре группы у
каждой из которых будет своя цена. На этом процесс дифференциации това-
ров, конечно, не закончится, если покупатель и дальше будет продолжать
погоню за потребительской рентой. В этом случае партия товара в конце
концов будет разбита на столько групп, сколько штук товара в партии,
т.е. покупатель будет покупать каждую единицу товара по его индивиду-
альной цене и потребительской ренте окончательно будет неоткуда
взяться. Таким образом покупатель, преследующий потребительскую ренту
Маршалла своим собственным поведением вызовет такую реакцию продавца,
что потребительская рента рано или поздно, но неизбежно исчезнет. Иначе
и быть не может, ибо сущность рыночных отношений как раз и заключается
в уравновешивании спроса и предложения, интересов продавца с интересами
покупателя. Никакому постоянному доходу одних за счет других в какой бы
то ни было форме здесь просто неоткуда взяться, а если он и возникает,
то, если нет никаких насильственных мер его поддерживающих, рано или
поздно он исчезает и равновесие восстанавливается. Поэтому сама мысль в
возможности потребительской ренты является по меньшей мере странной.
Вернемся к теории Бем-Баверка. Нам осталось отметить несколько дета-
лей, лишний раз характеризующих эту теорию.
"...Меновое хозяйство, - пишет Бем-Баверк, - дает возможность перекла-
дывать недочет в удовлетворении потребностей одного рода на потребности
другого рода... Следовательно, предельная польза и ценность вещи одного
рода определяется в данном случае предельной пользой известного коли-
чества материальных благ другого рода, употребленных для приобретения
экземпляра на место утраченного. (1.57)"
Пример. У меня украли пальто. Я продаю некоторые вещи, которые для
меня менее значительны, и на вырученные деньги покупаю пальто (или об-
мениваю эти вещи на пальто). Ценность пальто определяется в данном слу-
чае предельною пользою благ совсем иного рода. Предельная полезность
определяемая таким образом называется СУБСТИТУЦИОННОЙ предельной полез-
ностью (субституция = замещение).
Спрашивается: к чему этот новый термин? Что дает нам это "усложне-
ние" как его называет Бем-Баверк? В чем его смысл? Попытаемся в этом
разобраться. "Усложнение" заключается в том, что предельная полезность
данного предмета определяется предельною полезностью других предметов.
Но становится ли она от этого больше или меньше, изменяется ли как ли-
бо? Допустим, предельная полезность пальто равна Х. Но такова же, до-
пустим это, полезность, скажем, трех шляп. Следовательно, пальто может
быть обменено на три шляпы. Таким образом я могу сказать, что полез-
ность пальто равна X или что она равна полезности трех шляп. В обоих
случаях мы имеем, очевидно, одну и ту же величину, но в одном случае
Бем-Баверк называет эту величину предельной полезностью, в другом -
субституционной предельной полезностью. Следовательно, для одной и той
же величины мы имеем два названия, следовательно, одно из них является
лишним. "Усложнение", следовательно, заключается в том, что уже извест-
ному понятию предельной полезности дается еще одно название. Далее, ве-
личина предельной полезности пальто не изменяется от того, представлена
ли она в полезности шляп или сюртуков или денег - во всех случаях мы
имеем дело с одной и той же величиной. Следовательно, нельзя сказать,
что полезность пальто ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ полезностью благ другого рода. Ничто
здесь ничем не определяется. Правильнее сказать, что предельная полез-
ность одной и той же величины ВЫРАЖАЕТСЯ либо в полезности пальто, либо
в полезности шляп, либо в полезности сюртуков и т.д. Далее. Никакая ве-
личина полезности не выражается сама по себе, непосредственно, точно
так же как не выражается непосредственно расстояние между предметами.
Например нельзя сказать чему "непосредственно" равно расстояние между
Москвой и Лондоном, можно лишь сказать, что это расстояние равно столь-
ко-то метров или футов, т.е. что оно во столько-то раз больше какого-то
другого расстояния (метра, фута), выбранного за единицу масштаба. Точно
так же нельзя сказать чему "непосредственно" равна полезность или
сколько стоит пальто; можно лишь сказать, что полезность его равна по-
лезности трех шляп или двух сюртуков или оно стоит столько-то рублей.
Следовательно, полезность ЛЮБОГО предмета ВСЕГДА выражается в полезнос-
ти благ "иного рода", следовательно, ЛЮБАЯ предельная полезность явля-
ется СУБСТИТУЦИОННОЙ. Следовательно, мы вновь приходим к тому, что тер-
мин "субституционный" является лишним названием для уже известного по-
нятия.
Мы привели этот пример чтобы лишний раз охарактеризовать способ тео-
ретизирования Бем-Баверка. Он вводит какие-то "усложнения", изобретает
новые термины и тем самым создает иллюзию энергичного продвижения впе-
ред. Но, как видим, на деле вся эта бурная деятельность эфемерна от на-
чала до конца: новые термины не выражают ничего нового, "усложнения"
представляют собой схоластические ухищрения и в целом Бем-Баверк не
только не движется вперед, но и не редко сползает назад, к тем хорошо
известным представлениям, которые были развиты экономистами до него.
Другим примером его теоретических исканий является его попытка опреде-
лить величину "ценности материальных благ при возможности различных
способов употребления их". Например, хлеб может быть направлен на удов-
летворение следующих (в порядке их важности) потребностей: на муку, на
семена, на корм скоту, на винокурение. Спрашивается, как определяется в
этом случае ценность хлеба? Стоит чуть чуть подумать, чтобы понять, что
в действительности мы не имеем здесь никакой новой проблемы. Какая раз-
ница, на какие нужды употребляется хлеб, какая разница вообще, хлеб это
или железо, или шляпы, или что-то еще. Важно лишь то, что мы имеем не-
который продукт, удовлетворяющий ряд потребностей, каждая из которых
менее настоятельна, чем предыдущая - случай, описанный первым законом
Госсена. Следовательно, мы имеем здесь ту же самую проблему, которую
имели в самом начале и решить которую Бем-Баверк уже пытался на первых
страницах части первой своей работы. Несмотря на это, он благополучно
решает ее еще раз, при чем так, что это новое решение отличается от
первого (предельная полезность оказывается не минимальной, но макси-
мальной полезностью), благодаря чему ему удается лишний раз сбить с
толку читателя.
Перейдем ко второй части его труда.
5.
ОБЪЕКТИВНАЯ ЦЕННОСТЬ
Объективная меновая ценность, есть, согласно Бем-Баверку, то коли-
чество предметов, которое может быть получено в обмен на данный пред-
мет, т.е., собственно говоря, ЦЕНА предмета.
Бем-Баверк убежден, что цена образуется не в результате какого-то
общественного соглашения или чьего-либо произвола, но каким-то образом
складывается на рынке из суъективных оценок предмета. Таким образом,
проблема, если я его правильно понимаю, сводится к тому, чтобы объяс-
нить, каким образом из субъективных оценок получается объективная цена,
или, как он сам говорит, "отыскать закон, которым регулируется величина
меновой силы материальных благ. (1.127)"
Для того, чтобы дать формальный ответ на поставленный вопрос, он бе-
рет в пример и пытается решить следующую задачу. Допустим, на рынке
сталкиваются несколько продавцов и несколько покупателей, первые из ко-
торых хотели бы продать, а последние - купить лошадь. Субъективные
оценки лошади теми и другими таковы:
ПОКУПАТЕЛИ ПРОДАВЦЫ
А1 оценивает лошадь в 300 В1 оценивает лошадь в 100
А2 .................. 280 В2 .................. 110
А3 .................. 260 В3 .................. 150
А4 .................. 240 В4 .................. 170
А5 .................. 220 В5 .................. 200
А6 .................. 210 В6 .................. 215
А7 .................. 200 В7 .................. 250
А8 .................. 180 В8 .................. 260
А9 .................. 170
А10 ................. 150
Спрашивается, какой будет цена лошади на рынке при этих условиях?
Бем-Баверк решает эту задачу посредством очень длинных и, рискну ска-
зать, нудных рассуждений. Мы пойдем другим путем (который, заметим, и
во времена Бем-Баверка был общеизвестен). Это вполне допустимо,
поскольку задача эта, опять же, скорее арифметическая, чем экономи-
ческая. Единственное, что здесь требуется от политэкономии, так это
правильно сформулировать ее УСЛОВИЯ. Пока что этих условий недостаточ-
но. В самом деле, цена на лошадь может быть и 200, и 210, и 150 - при
любой из них лошади будут покупаться и продаваться, и ни одна из них ни
чем не лучше и не хуже другой. Должно, следовательно, существовать ка-
кое-то условие, которому должна удовлетворять цена и это-то условие и
должна сформулировать политэкономия. Это условие известно, это, именно,
равенство спроса и предложения. Более конкретно оно звучит так: цена
должна быть такой, чтобы продавцы готовы были продать ровно столько ло-
шадей, сколько покупатели готовы были бы купить. Теперь все условия на-
лицо и дело за арифметикой.
Решим задачу графически. По вертикальной оси отложим возможные цены
на лошадь, по горизонтальной оси - количество лошадей, которое может
быть продано и куплено по соответствующей цене. При цене, например, в
100 лошадь продаст только В1, остальные продавцы сочтут эту цену слиш-
ком низкой, следовательно, может быть продана только одна лошадь. При
цене в 110 лошадь продадут В1 и В2, т.е. будет продано уже 2 лошади и
т.д. Рассуждая подобным образом далее получаем кривую предложения
В1-В8. Аналогичным образом строим кривую спроса А10-А1. Точка пересече-
ния этих кривых соответствующая цене где-то между 210 и 215 и дает нам,
очевидно, искомое решение задачи (к такому же результату СВОИМ ПУТЕМ
приходит и Бем-Баверк). В самом деле, если цена опустится ниже этого
уровня, то тогда спрос превысит предложение и цена под давлением этого
избыточного спроса будет подниматься, если цена качнется в противопо-
ложную сторону, тогда предложение превысит спрос и цена опустится. Сле-
довательно, цена, соответствующая точке пересечения кривых спроса и
предложения (обозначим ее С), и есть рыночная цена лошади, при которой
устанавливается равенство спроса и предложения.
Итак, задача решена, но это, как мы уже подчеркнули выше, только
формальное, арифметическое ее решение. Излишне говорить, сколь далека
может быть эта арифметика от реального рынка; она даже и не столько от-
ражает, сколько скрывает те явления, которые могут происходить на рын-
ке.
Но у Бем-Баверка все просто: пары продавцов и покупателей оценки ко-
торых находятся в непосредственной близости от точки С (А5, А6 и В5,
В6) он называет предельными парами, а дальше уже дело техники:
"Высота рыночной цены ограничивается и определяется высотою субъек-
тивных оценок товара двумя предельными парами. (1.157)
...основою для определения высоты... цены служит положение последней
пары контрагентов... (1.162)"
Бем-Баверк говорит, собственно, вот что: на рынке кто-то продает и
покупает дороже или дешевле, чем расчитывал продать или купить, но
всегда найдется какой-нибудь продавец Петров, который продал именно за
такую цену, за какую и расчитывал продать и какой-нибудь покупатель
Иванов, который купил именно по той цене, по какой и предполагал ку-
пить. Так вот эти-то Иванов с Петровым и определяют рыночную цену. Зна-
комая мелодия. Сам Бем-Баверк с удовольствием отмечает несомненное
сходство и преемственность между его теорией цены и теорией субъектив-
ной ценности, с которой мы познакомились выше:
"Прежде всего, - говорит он, - бросается в глаза сходство между об-
разованием цены и образованием субъективной ценности. Как субъективная
ценность вещи... представляет собою "предельную ценность", определяющу-
юся последней, предельной пользой... Так же и всякая рыночная цена
представляет собою "предельную цену", определяющуюся хозяйственным по-
ложением тех пар контрагентов, которые стоят на границе "возможности
обмена" (1.158)
Последняя нелепость есть точная копия первой. Приятно, что хотя бы в
этом Бем-Баверк до конца последователен.
Сначала определяют цену способами, не имеющими никакого отношения к
теории предельной полезности, затем продавцу и покупателю, субъективные
оценки которых случайно совпадают с рыночной ценой, дают наименование
предельной пары и, наконец, объявляют, что эта предельная пара опреде-
ляет рыночную цену. Таким образом, все объяснение, как и в предыдущих
случаях сводится к тому, что какому-нибудь первому попавшемуся случай-
ному фактору или обстоятельству совершенно произвольно приписывают ре-
шающее, определяющее значение. Вместо того, чтоб вскрыть причин-
но-следственную связь, эту связь просто придумывают и привносят из-вне.
Но Бем-Баверк и сам чувствует, что необходимо объяснить каким это
образом получается, что таким столь незаметным фигурам как Иванов и
Петров удается играть на рынке столь роковую роль. Вот как он это дела-
ет:
"Это не простая игра случая... При определении субъективных цен-
ностей мы видели, что принцип хозяйственной выгоды требует, чтобы с по-
мощью наличного запаса материальных благ удовлетворялись сперва важней-
шие потребности, потом потребности все менее и менее важные, и чтобы
последнею удовлетворялась некоторая "предельная потребность", потреб-
ность, представляющая "предельную пользу". При определении цены...
принцип хозяйственной выгоды требует, чтобы меновую сделку заключали
сперва наиболее сильные по своей обменоспособности пары контр агентов,
потом пары все менее и менее сильные, и чтобы последнею вступила в...
сделку... "предельная пара"... цена товара определяется хозяйственным
положением последней, предельной пары контрагентов..." (1.158)
Бем-Баверк, как кажется, находит особое удовольствие в пережевывании
поверхностных и ни о чем не говорящих аналогий. Что с того, что мы
выстроим в затылок друг за другом продавцов и покупателей в порядке
возрастания или убывания их субъективных оценок? Разве очередность ме-
новых сделок (даже если согласиться, что она действительно имеет место)
дает нам какую либо причинно-следственную связь между субъективными
оценками и рыночной ценой? Почему оценки последней пары являются опре-
деляющими? Почему вообще оценки какой бы то ни было отдельной пары
контрагентов должны быть определяющими? Откуда у Иванова и Петрова та-
кая власть над рынком? Не характеризуется ли рынок как раз тем, что на
нем никто, кто бы он ни был, не обладает возможностью определять цену.
Исключение составляет, пожалуй, монопольная цена, но последняя склады-
вается не столько по законам рынка, сколько вопреки им, кроме того, ни
о каких монополиях, как, равно и о иных вмешательствах в рыночные про-
цессы (например, со стороны правительств) нет еще и речи. Как в случае
с субъективной ценностью определяющая роль произвольно приписывалась
последнему продукту, так и в данном случае определяющее влияние при-
писывается последней паре контрагентов.
Далее:
"Высота цены представляет собою не просто среднюю всех... субъектив-
ных оценок, - нет эти последние принимают в образовании цены...
участие... неодинаковое. Некоторая часть их не оказывает решительно ни-
какого влияния на цену: таковы именно оценки отказавшихся от меновой
сделки контрагентов... Эти оценки могут быть совсем не представлены на
рынке, могут быть представлены в удесятеренном количестве, - результат
от этого... не изменится... Своеобразную роль играет вторая группа,
состоящая из оценок товаров со стороны всех действительно вступающих в
меновую сделку групп контрагентов за исключением последней. Роль эта
заключается... в том, что названные оценки взаимно связывают и нейтра-
лизуют друг друга... Высота субъективных оценок, относящихся к рассмат-
риваемой группе не играет... никакой роли...
Роль всех тех пар контрагентов, которые по своей обменоспособности
превосходят предельную пару, мы всего точнее можем определить следующим
образом: прямого влияния на образование цены... названные пары не ока-
зывают совсем, косвенное же влияние оказывают в такой, в какой, нейтра-
лизуя друг друга, они дают возможность занять место предельной пары ка-
кой-нибудь... другой паре контрагентов. ...Непосредственное влияние на
образование цены оказывает исключительно третья... самая незначительная
по своим размерам группа, к которой относятся оценки, принадлежащие
двум предельным парам... (1.159-162)"
Итак, значит, все пары, воздерживающиеся от совершения меновых сде-
лок, т.е. те, которые находятся на графике справа от точки С вообще не
оказывают никакого влияния на цену. Те пары, которые более обме-
носпособны, чем последняя - на графике эти пары изображены слева от
точки С, - нейтрализуют оценки друг друга. И только лишь предельные па-
ры определяют цену. Послушайте, как Бем-Баверк доказывает это свое отк-
рытие:
"Действительно, раз все участники обмена должны заключать меновую
сделку по одной и той же... цене, то очевидно, что цена должна быть
установлена таким образом, что бы она была удобна для всех участников
обмена; а так как всякая цена, удобная для контрагентов, обладающих на-
именьшею обменоспособностью, тем в большей степени будет удобна и для
всех контрагентов, обладающих более высокой обменоспособностью... то
вполне естественно, что основою для определения... цены служит положе-
ние последней пары... (1.162)"
Стало быть, доказательство таково: определяется рыночная цена, затем
выясняется, что при этой рыночной цене последней парой оказывается,
скажем, пятая пара контрагентов и, затем, неизвестно откуда выводится
заключение, что эта пятая пара и определяет цену. Почему? Потому, что
цена, "удобная" для этой пары, тем более "удобна" и для остальных. Если
завтра окажется, что цена установилась на таком уровне, что предельной
парой стала четвертая пара контрагентов, то Бем-Баверк, не моргнув гла-
зом, скажет нам, что в этом случае четвертая пара определяет цену. По-
чему не пятая? Видимо потому, что цена этой последней стала "неудоб-
ной". Бем-Баверк упорно пытается доказать нам, что лошадь везет потому,
что колокольчик бренчит.
Рынок тем и отличается от частной меновой сделки, что на нем ВСЕ па-
ры оказывают влияние на цену. Вместо того, чтоб объяснить нам как скла-
дывается объективная цена из субъективных оценок, Бем-Баверк пытается
уверить нас, что объективная цена есть субъективные оценки какой-то от-
дельной пары, как бы она не называлась. То есть мы опять наблюдаем как
этот мыслитель вместо того, чтоб выйти за пределы субъективного и объ-
яснить объективное, топчется в пределах субъективного и СВОДИТ общее к
частному; ДЕЛАЕТ ВИД, что объективное и есть не что иное, как субъек-
тивное.
Бем-Баверк неправ даже в том, в чем он, казалось бы, прав, т.е. в
том, что на цену не оказывают влияние оценки агентов, не участвующих в
обмене. Любой торговец, желающий получить за свой товар высокую цену
убедившись в том, что другие его собратья берут за аналогичный товар
более низкую цену, поневоле и сам снизит цену. И наоборот если он в на-
чале торга готов согласиться на низкую цену, то убедившись, что другие
торговцы берут за тот же товар более высокую цену, он и сам пересмотрит
свои субъективные оценки и повысит цену. Аналогичные процессы происхо-
дят и среди покупателей. Само то положение, в котором они все оказыва-
ются на рынке уравнивает их друг с другом, ставит, так сказать, на одну
доску, в силу чего они поневоле начинают корректировать свои оценки в
соответствии с оценками друг друга. Тот, кто хотел бы получить товар
дешево, поневоле откажется от своих мечтаний, увидев, что другие дают
за этот товар большую цену. Тот, кто мог бы купить дорого, никогда не
заплатит соответствующую цену, увидев, что другие покупатели более
сдержаны в своих оценках. Таким образом, оценки как продавцов, так и
покупателей на рынке неизбежно выравниваются под влиянием друг друга.
Никакого равенства, конечно, никогда быть не может, но наличие этой
тенденции к выравниванию бесспорно. Бесспорно так же и то, что она иг-
рает существеннейшую роль в становлении рыночной цены. На этом дело не
кончается. Далее начинается борьба между продавцами и покупателями.
Здесь-то и разыгрывается главное действо и именно в этом пункте Бем-Ба-
верк допускает очередную серьезную ошибку, которая, впрочем, вполне ло-
гично вытекает из всех предыдущих.
Что значит "обменять выгодно"?, - спрашивает он. Это значит, чтобы:
"получаемые в обмен материальные блага обладали более значительною
субъективною ценностью, нежели отдаваемые в обмен. (1.140)"
Часто утверждали (вспомним Маркса), что обмениваться должны эквива-
ленты. Бем-Баверк считает, что обмениваться эквивалентами бессмысленно,
что обмен приобретает смысл только в том случае, если обмениваются не-
эквиваленты. Но отказавшись от нелепости, которой придерживался Маркс,
Бем-Баверк выдвигает свою собственную точку зрения, которая, может
быть, менее нелепа, но зато более забавна:
"Каждый производитель производит лишь некоторые продукты, но... в ко-
личестве, превышающем его собственные потребности... (1.42)"
Поэтому производитель выносит избыток на рынок для обмена. То есть
сахарозаводчик продает сахар только потому, что сам он уже сыт сахаром,
а производитель чугуна продает чугун только потому, что его личные пот-
ребности в чугуне уже удовлетворены. Продаваемый товар для продавца об-
ладает МЕНЬШЕЙ потребительной стоимостью, чем получаемый в обмен, - в
этом ВСЯ РАЗНИЦА. И в этом состоит ошибка.
Если продавец обменивает товар только потому, что он в нем нуждается
меньше, чем в том товаре, который получает в обмен, то это значит, что
сам обмен вовсе не является для него необходимостью. Правда, отказав-
шися от обмена он упускает некоторую выгоду, но, зато, он ничего и не
теряет. Поэтому он, вообще говоря, может совершить меновую сделку, а
может и не совершать ее, - все зависит от его расположения духа или
других посторонних обстоятельств. Тоже самое, разумеется, справедливо и
относительно покупателя. Но таким образом обмен становится чем-то слу-
чайным, несущественным ни для продавца, ни для покупателя. Что это зна-
чит, как это влияет на образование рыночной цены? Это значит, что субъ-
ективные оценки продавцов и покупателей НЕ ЗАВИСЯТ друг от друга и цена
складывается чисто случайно: если субъективные оценки тех и других слу-
чайно совпадут, окажутся соответствующими друг другу, то обмен произой-
дет, если же нет, - то на нет и суда нет. Так у Бем-Баверка.
В действительности все обстоит совершенно иначе. На производство то-
вара затрачено определенное количество труда. Следовательно нереализо-
ванный товар представляет собой не только упущенную выгоду, но и ПРЯМОЙ
УЩЕРБ продавца. Следовательно, последний не только МОЖЕТ, но ДОЛЖЕН, во
что бы то ни стало должен, продать товар. С другой стороны, потребитель
покупает товар, потому, что испытывает в нем настоятельную потребность.
Сахарозаводчик покупает хлеб не потому, что он ему более приятен, чем
сахар, но потому, что хлеб абсолютно необходим для нормальной жизни.
Следовательно покупатель и продавец одинаково нужны друг другу, а обмен
между ними является МАТЕРИАЛЬНОЙ НЕОБХОДИМОСТЬЮ. Следовательно, они ВЫ-
НУЖДЕНЫ считаться с интересами и субъективными оценками друг друга,
следовательно, эти последние не просто могут совпасть или не совпасть,
но они ВОЗДЕЙСТВУЮТ друг на друга и ВЗАИМОДЕЙСТВУЮТ друг с другом и
ФОРМИРУЮТ друг друга.
Итак, с одной стороны, как в среде продавцов, так и в среде покупа-
телей происходит взаимное корректирование и относительное выравнивание
их субъективных оценок, с другой стороны, в процессе борьбы между про-
давцами и покупателями происходит взаимное выравнивание интересов тех и
других и только как РЕЗУЛЬТАТ этих процессов, протекающих параллельно и
одновременно, появляется рыночная цена. Таким образом, цена есть не ре-
зультат простого арифметического совпадения субъективных оценок, как
это следует из теории Бем-Баверка, но результат противоречия между
спросом и предложением, интересами продавцов и покупателей. Если вер-
нуться к представленным выше рисункам, то указанные процессы приводят к
тому, что кривые спроса и предложения взаимно сближаются, приближаются
к горизонтали и, наконец, сливаются В ТЕНДЕНЦИИ в ОДНУ прямую. Таким
образом ВСЕ ПАРЫ контрагентов В ТЕНДЕНЦИИ СТАНОВЯТСЯ ПРЕДЕЛЬНЫМИ. Вот
что нам должен был описать и показать Бем-Баверк, а не ограничиваться
пустой схемой.
Нам осталось сделать последнее замечание относительно объективной
ценности.
"...Цена от начала до конца, - уверяет нас Бем-Баверк, - является
продуктом субъективных определений ценности... в продолжении всего про-
цесса образования цены... нет ни одной фазы... ни одной черты, которая
не сводилась бы, как к своей причине, к размерам субъективных оценок
вещи участниками обмена...(1.159) все действующие при... установлении
цен влияния мы свели к субъективным оценкам товаров участниками обме-
на... (1.164)"
Из уже сказанного ясно, что этот вывод, который сам Бем-Баверк счи-
тает "самым важным", неверен. Еще можно согласиться, что цена "от нача-
ла" определяется субъективными оценками, но что она определяется ими
"до конца" - с этим согласиться уже нельзя. Цена становится объективным
фактом в противовес субъективному мнению, поэтому она в той же мере оп-
ределяет субъективные оценки в какой определяется ими. Цена есть ре-
зультат взаимодействия субъективного и объективного в процессе которого
субъективная оценка сближается с объективной ценой и формирует послед-
нюю и при этом формируется сама. (*10) Поэтому субъективные оценки сов-
падают с ценой и в то же время остаются отличными от нее. Процесс обра-
зования цены есть противоречие и именно поэтому цена может изменяться и
изменяется непрерывно. Изменение цены и выражает собой переход субъек-
тивного в объективное и обратно - это, между прочим, и есть ответ на
тот самый вопрос, который, как мы помним, Бем-Баверк ставил перед собой
в самом начале части второй своей работы (см. выше). Нельзя удивляться
тому, что Бем-Баверк на него так и не ответил. ВСЯ его теория есть пу-
таница, проистекающая из неспособности ее автора соединить часть и це-
лое, общее и индивидуальное, субъективное и объективное. Эта неспособ-
ность еще более усугубляется тем, что Бем-Баверк и НЕ СТАВИТ перед со-
бой задачи понять связь между субъективным и объективным, он, напротив,
желает СВЕСТИ объективное к субъективному, ПРЕДСТАВИТЬ объективное как
субъективное. Таким образом, он не только не решает стоящей перед ним
задачи, он ее понимает и ставит ПРЕВРАТНО. Поэтому его теория не столь-
ко решает реальные проблемы, стоящие перед политэкономией, сколько соз-
дает ложные проблемы и мнимые их решения.
6.ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Бросим общий взгляд на теорию предельной полезности и попытаемся еще
раз выяснить какие задачи стояли перед Бем-Баверком, как он их решил и
как должен был решать.
В отличие от Рикардо, Родбертуса, Маркса и др., Бем-Баверк кладет в
основание стоимости не объективные трудовые затраты, но субъективные
потребности: вещь что-то стоит не потому, что воплощает в себе опреде-
ленное количество труда, но потому, что способна удовлетворить ту или
иную потребность. Таким образом, в основание кладется чисто СУБЪЕКТИВ-
НОЕ отношение человека к вещи. Отсюда сами собой вытекают те задачи,
которые Бем-Баверк должен был решить. Сюда относятся: а) дать понятие
возможности и необходимости КОЛИЧЕСТВЕННОГО выражения ценности, б)
уяснить смысл меновой ценности (цены) и механизм ее образования и в)
дедукция денег. Одним словом, исходя и, сугубо СУБЪЕКТИВНЫХ оценок
Бем-Баверк должен был нам объяснить все ОБЪЕКТИВНЫЕ явления стоимости.
Но можно ли вообще решить эту задачу, можно ли "вывести" объективное из
субъективного? Можно.
Выше мы неоднократно подчеркивали, что ценность (стоимость) не есть
вещь или материальное свойство вещи, равным образом, она не есть ка-
кое-либо психическое или физиологическое состояние (ощущение потреб-
ности) человеческого организма. Основа стоимости, как и всех прочих,
сугубо ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ проявлений, лежит в СОЗНАНИИ. Животное потребляет
вещь, если испытывает в ней потребность, в противном случае оно никак
не реагирует на нее. Человеческое отношение к вещи гораздо шире и глуб-
же. Сама вещь для человека существует ИНАЧЕ. Именно, она существует для
него не только как ПОТРЕБЛЯЕМАЯ (если в ней испытывается потребность)
или НЕПОТРЕБЛЯЕМАЯ (если таковая отсутствует) вещь, но и как вещь, ко-
торая МОЖЕТ удовлетворить потребность, если таковая ВОЗНИКНЕТ. Вдума-
емся в смысл этого, казалось бы простейшего положения. Если вещь удов-
летворяет данную потребность, то это значит, что между субъектом и дан-
ной вещью происходит некоторый если не физический, то во всяком случае
РЕАЛЬНЫЙ процесс, именно, процесс ПОТРЕБЛЕНИЯ вещи. Напротив, если вещь
только лишь МОЖЕТ удовлетворить потребность, то никакого РЕАЛЬНОГО про-
цесса еще нет, он только МОЖЕТ БЫТЬ. Следовательно, факт, что вещь МО-
ЖЕТ удовлетворить потребность существует не эмпирически, не реально, не
материально; это чисто ОБЪЕКТИВНАЯ возможность, не существующая для
ощущения и, следовательно, эмпирического наблюдения и которую поэтому
можно увидеть не глазом, но только лишь РАЗУМОМ. В том случае, когда
вещь существует для субъекта как только лишь предмет потребления или
непотребления, она существует для него только в этом мгновенном отноше-
нии к нему (субъекту), к его потребностям, которые имеются или не име-
ются налицо в данный момент, - существует, следовательно, лишь СУБЪЕК-
ТИВНО. Напротив, если вещь существует для субъекта как вещь, которая
МОЖЕТ удовлетворить ВОЗМОЖНУЮ потребность, то она существует для него
также и ОБЪЕКТИВНО, ибо субъект в этом случае видит не только то, что
она (эта вещь) есть в данный момент по отношению к его сиюминутным пот-
ребностям, но и то что она есть сама по себе, независимо от чьих-либо
потребностей, следовательно, ОБЪЕКТИВНО. Но не только вещь получает в
мышлении субъекта как бы свое второе бытие, для него (субъекта) стано-
вятся существенными, следовательно, существующими, его собственные пот-
ребности, которые он в данный момент не испытывает, т.е. которые мате-
риально в данный момент не существуют. Следовательно, не только вещь
становится для него объективно существующей, но и он САМ К СЕБЕ начина-
ет относиться ОБЪЕКТИВНО. Его собственные субъективные потребности -
сосредоточие его субъективности, - становятся для него объективной
вещью. На этой основе, т.е. на способности человека вступать в объек-
тивное отношение к самому себе и окружающему миру, и появляется отноше-
ние стоимости.
До тех пор, пока тот факт, что вещь может удовлетворить потребность,
остается только объективной возможностью, он не вызывает к себе како-
го-либо экономического интереса: мало ли какими свойствами может обла-
дать та или иная вещь, мало ли как она может воздействовать на другие
вещи, в том числе и на человека. Но как только этот факт становится так
же и субъективным содержанием, т.е. как только он начинает существовать
не только объективно, но и субъективно, он из простого факта превраща-
ется в ПРОЦЕСС, в ОТНОШЕНИЕ между субъектом и вещью. Это отношение и
есть стоимость. Естественно, что стоимостное отношение, как и любое
другое при определенных условиях возникает, достигает своего максимума,
угасает, наконец, исчезает. Одним крайним полюсом является тот момент,
когда стоимость ЕЩЕ не существует. Это имеет место в том случае, когда
либо полезные свойства вещи выражены крайне слабо, либо потребность,
которую данная вещь может удовлетворить является столь мало настоятель-
ной или настолько отдаленной, что способность вещи удовлетворить пот-
ребность оказывается фактом, который существует лишь ДЛЯ УМА субъекта,
но не для его желудка, не для его потребностей, словом, только ОБЪЕК-
ТИВНО, но не субъективно. Этот факт, наряду с другими всякого рода фак-
тами и сведениями, субъект может, так сказать, принять к сведению, но
он никак не повлияет на его экономическую деятельность. Стоимость в
данном случае еще только МОЖЕТ БЫТЬ. Другим крайним полюсом существова-
ния стоимости является тот момент, когда стоимость УЖЕ не существует.
Это имеет место в том случае, когда вещь УЖЕ ПОТРЕБЛЯЕТСЯ. В этом слу-
чае она существует для желудка субъекта, для его потребностей и ощуще-
ний, но не для его УМА, т.е. только СУБЪЕКТИВНО, но не объективно. Меж-
ду этими двумя крайними полюсами, где тот факт, что вещь может удовлет-
ворить потребность существует как субъективно, так и объективно, стои-
мость, собственно, существует и возможно множество ее градаций, отлича-
ющихся друг от друга интенсивностью или величиной стоимости.
Таким образом, резюмируем, переход из субъективного в объективное и
объективное существование стоимости возможны именно потому, что она яв-
ляется ОБЪЕКТИВНЫМ содержанием субъекта, иначе говоря, потому, что она,
как и все сущее ЕСТЬ ПРОТИВОРЕЧИЕ, есть объективное содержание субъек-
тивной формы. Эволюция ценности, стало быть, не есть нечто чуждое ей,
какое-то изменение, совершающееся под воздействием каких-то внешних
сил; эволюция ценности есть проявление ее собственной сущности, реали-
зация ее объективного содержания. И эволюция эта сводится к тому, что
стоимостное отношение переворачивается: объективное содержание стано-
вится субъективной формой, субъективное переходит в объективное и нао-
борот. Вот, собственно, и вся суть дела. Нам осталось проследить ступе-
ни этого перехода.
В начале ценность представляется чем-то только лишь субъективным. В
самом деле, можно ли представить себе что-нибудь более субъективное,
чем наши потребности? Однако, ценность отличается от потребности именно
своим объективным содержанием, которое первоначально проявляется как
выход за пределы данной потребности, как отрицание субъективности. Этот
выход первоначально есть просто СРАВНИВАНИЕ данной потребности с другой
потребностью того же рода. Нечто подобное происходит, например, в том
случае, когда говорят: я никогда раньше не испытывал такой сильной жаж-
ды. Здесь потребность в воде в такой-то момент времени сравнивается с
этой же потребностью в другой момент времени. Каково содержание этого
сравнения или сопоставления? Во-первых, субъект здесь начинает объек-
тивно созерцать свои потребности: он их сопоставляет, следовательно,
находит, что они качественно тождественны; он их сравнивает, следова-
тельно, находит, что они количественно различны. Правда это количест-
венное сравнение пока что еще очень грубо, на уровне "больше - меньше",
оно, к тому же почти еще бессознательно, но бесспорно, что оно уже про-
исходит. Но если субъект нащупывает количественную границу той или иной
своей потребности, то он тем самым ПЕРЕХОДИТ эту границу, т.е. выходит
за ее пределы; он уже не живет своей потребностью, как это происходит с
животным, но так сказать, перерастает ее, делает ее чем-то внешним для
себя, она существует для него уже ОБЪЕКТИВНО. С этого момента,
собственно, и начинается отношение ценности.
Далее, данная потребность начинает сравниваться и сопоставляться не
только с другой потребностью ЭТОГО ЖЕ РОДА, но с потребностями ДРУГОГО
РОДА, например, потребность в воде с потребностью в пище, потребность в
пище с потребностью в жилье и т.д. Здесь субъект выходит за пределы уже
всех своих потребностей, абстрагируется от них. Они все существуют те-
перь для него как объективные величины. Этому этапу соответствуют пер-
вый закон Госсена и таблица Менгера. По сравнению с первым этапом он
отличается масштабностью: теперь не та или иная потребность, но весь
субъективный мир человека подвергается его объективной оценке. Этот
этап завершается в тот момент, когда субъект не только сравнивает свои
потребности между собой, но начинает сравнивать свои потребности с пот-
ребностями ДРУГОГО СУБЪЕКТА. Это является своего рода пределом: до сих
пор субъект сравнивал и сопоставлял лишь свои собственные потребности,
он как бы жил лишь сам в себе и тем самым объективное содержание цен-
ности развивалось в рамках ЕГО СУБЪЕКТИВНОСТИ, теперь же, сопоставляя
свои потребности с потребностями другого субъекта, он тем самым выходит
за рамки своей субъективности. Отношение ценности становится объектив-
ным процессом. Правда, этот процесс, пока что так же протекает лишь в
уме субъекта, но уже ничего не мешает стать ему действительно реальным
процессом. Если субъект обнаружил, что в данной вещи, в которой он сам
не испытывает потребности, либо испытывает незначительную потребность,
нуждается другой субъект, то эта вещь будет цениться им уже не посколь-
ку она удовлетворяет его потребности, но поскольку она удовлетворяет
потребности этого другого субъекта. То есть ее ценность будет уже не
субъективной, но объективной. Правда и эта объективная ценность еще не
является в действительности объективной, она есть лишь мнение данного
субъекта о потребностях другого субъекта, но объективное отношение
здесь уже налицо. Если в результате сравнения и сопоставления потреб-
ностей друг друга субъекты приходят к тому, что каждый их них обладает
вещью, в которой гораздо более нуждается другой, то процесс сравнения и
сопоставления потребностей становится объективным процессом обмена ве-
щами, удовлетворяющими эти потребности.
Владельцы товаров являются на рынок преисполненные иллюзиями, радуж-
ными надеждами, словом своей субъективностью. Мало того, они не только
МОГУТ заблуждаться относительно ценности своих и чужих товаров, они
сознательно делают это, преувеличивая ценность своих товаров и преу-
меньшая ценность чужих. То есть оценки субъектов не только субъективны,
но они (субъекты) сознательно цепляются за свою субъективность, не же-
лая с нею расставаться. Но сталкиваясь на рынке друг с другом они быст-
ро отрезвляются. Их субъективные устремления и претензии противостоят
друг другу и потому ПРЕПЯТСТВУЮТ осуществлению друг друга. То есть они
не реализуются и остаются субъективными именно потому, что ТОЛЬКО ЛИШЬ
СУБЪЕКТИВНЫ. В рыночной цене реализуются только те интересы, которые не
разъединяют, но наоборот, ОБЪЕДИНЯЮТ субъектов, интересы ОБЩИЕ им всем,
не зависящие от прихоти каждого из них в отдельности, следовательно,
лишь их ОБЪЕКТИВНЫЕ интересы, объективное содержание их субъективных
оценок. Таким образом субъективная ценность объективируется и превраща-
ется в объективную меновую ценность.
Коль скоро понята общая логика превращения субъективной оценки в
объективную цену, то дедукция денег не может представить каких-либо
трудностей. Мы поэтому не будем подробно останавливаться на этом воп-
росе, тем более, что Бем-Баверк его не поднимает.
Таковы проблемы, которые должен был решить Бем-Баверк. Выше мы виде-
ли насколько ему это удалось. Он начал с того, что позорно спутал божий
дар с яичницей: объективную меновую ценность он поставил рядом с при-
родными свойствами вещей. Подобную ошибку можно было бы простить
Аристотелю, но не экономисту конца 19 века. Затем он путает и продолжа-
ет путать на протяжении всей своей работы, полезность с ценностью.
Правда, он понимает, что это разные вещи и что их необходимо отделить
друг от друга, но он не знает как это сделать. Поэтому отделив их друг
от друга он, затем, то и дело вновь их смешивает. При чем каждый раз,
натолкнувшись на эту проблему, он разражается каким-нибудь новым терми-
ном или экстравагантной идеей. При этом он не забывает похвалить теорию
предельной полезности, а значит и себя лично, за то, что ей впервые
правильно удалось провести грань между полезностью и ценностью. Затем
перед ним встает задача определить среднюю ценность единицы запаса
благ. Смысл вопроса сводится к тому, чтоб определить ценность блага не-
зависимо от его индивидуального способа потребления, т.е. его ОБЪЕКТИВ-
НУЮ ценность. Отсюда следует, что вся школа предельной полезности ста-
вит этот вопрос неправильно, не научно. А именно, они рассматривают его
так, как будто необходимо выяснить среднюю ценность блага, входящего в
запас, если даны индивидуальные ценности благ, входящих в этот запас.
Тем самым задача приобретает чисто арифметический вид, все ее экономи-
ческое содержание исчезает. Но даже и в этой, самой простейшей ее форме
Бем-Баверк и его единомышленники умудрились решить ее неправильно. Ре-
шение свелось к тому, что они ценность последней единицы блага приписа-
ли каждой единице блага, т.е. все дело, опять же, свелось к вульгарной
путанице. Тем не менее, это решение преподносится Бем-Баверком как ве-
ликое завоевание школы предельной полезности. Таково содержание первой
части труда этого автора (второстепенные вопросы мы опускаем, ибо все
они при ближайшем рассмотрении сводятся к пережевыванию путаницы между
ценностью блага и ценностью последней единицы блага).
Содержание второй части совершенно аналогично. Точно также, как и в
случае с ценностью единицы запаса благ, Бем-Баверк придает задаче опре-
деления объективной цены чисто арифметический вид. Правда, на этот раз
он дает правильное арифметическое ее решение. Но не экономическое. Ее
экономическое решение сводится к тому, что какой-нибудь случайной паре
контрагентов, которой дается наименование предельной пары, приписыва-
ется сила определять рыночную цену. Т.е. как и в предыдущем случае
Бем-Баверк путает субъективную оценку какой-нибудь пары контрагентов с
объективной рыночной ценой. Все его многословные рассуждения об ин-
тенсивности спроса и предложения лишь слегка припудривают эту основную
нелепость, но никак не исправляют ее. Да Бем-Баверк и не пытается ее
исправить ибо в ней (т.е. в том, что субъективное им выдается за объек-
тивное) он видит очередное великое научное завоевание теории предельной
полезности и потому бережет как зеницу ока.
Но это еще не все. Необходимо выяснить еще один важный момент, кото-
рого мы намеренно не касались выше.
Только что мы вкратце проследили переход субъективной оценки в объ-
ективную цену. Но остался нерешенным еще один вопрос. Мы попытались
установить как субъективная потребность, скажем, в шляпе, превращается
в меновую ценность шляпы равную, например, килограмму пшеницы или, в
деньгах, 10 руб. Но осталось совершенно неясным почему именно 10 руб.,
а не 20 и не 100? Поставим вопрос иначе. Некоторый покупатель хотел бы
купить шляпу. Вообще говоря, он хотел бы получить ее даром, но посколь-
ку это невозможно, он вынужден за нее платить. И вот, если ему удастся
купить шляпу за 10 руб., то он будет считать (допустим это), что купил
ее дешево; цену шляпы в 20 руб. он будет считать нормальной или сред-
ней, наконец, при цене в 50 руб. он вообще откажется от покупки, ибо
такая цена будет по его мнению слишком высокой. Спрашивается, чем опре-
деляются эти оценки: почему 10 руб. - это "дешево", а 50 - "дорого"?
Чем определяется та грань, за которой цена оказывается слишком высокой
и покупатель отказывается от покупки? Выше мы установили, что ценность
предмета может выражаться как 10, 20, 100, 1000 и т.д. руб., но мы не
установили какова его ДЕЙСТВИТЕЛЬНАЯ ценность; сколько он стоит в дейс-
твительности: 10, 20 или 1000 руб.? Иначе говоря, ценность пока объек-
тивировалась лишь как масштаб или как количество, но еще не объективи-
ровалась как качество (или мера - в терминологии Маркса). Ведь для то-
го, чтобы метром можно было измерять расстояния недостаточно, чтобы
метр был некоторым количеством, единицей, необходимо, чтобы он предс-
тавлял из себя некоторое качество, некоторую протяженность (в противном
случае не существовало бы никаких причин не измерять протяженность лит-
рами или граммами). Таким же образом и 1 руб. должен представлять из
себя не только некоторое количество, единицу, но и некоторую действи-
тельную ценность.
Чему же равна действительная ценность вещи? Сам субъект может в за-
висимости от обстоятельств приуменьшать или преувеличивать ценность ве-
щи, иногда это происходит бессознательно, иногда намеренно; иногда же
субъект прилагает все свои силы чтобы СКРЫТЬ действительную ценность
вещи. Как же нам ее определить, на что опереться? Здесь, как и во мно-
гих других вопросах нам на помощь приходит великий принцип: по делам
судите их. То, что он есть в действительности, человек доказывает ДЕ-
ЛОМ. Его ДЕЙСТВИТЕЛЬНАЯ потребность в предмете, а, следовательно, и
ценность последнего, выражается и определяется тем количеством реаль-
ных, ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫХ усилий, которые он готов затратить, чтобы получить
этот предмет. То, насколько потребность ДЕЙСТВИТЕЛЬНА, выражается тем
количеством ТРУДА, которое затрачивается на ее удовлетворение.
Стоимость есть отношение к вещи, которая может удовлетворить ту или
иную потребность. В чем же состоит это отношение ЭМПИРИЧЕСКИ, на прак-
тике? Или в том, чтоб сохранить вещь, если она уже есть, или в том,
чтоб произвести ее, если ее еще нет. В обоих случаях мы имеем дело с
затратой усилий, труда. Труд есть, следовательно, единственное реальное
выражение стоимости. Даже простая мечта о благе есть уже производство
этого блага хотя бы только мысленное. Стоимость есть идеальное БЫТИЕ
вещи, следовательно, стоимость сама по себе есть идеальное производство
вещи. Следовательно понятие стоимости (ценности) САМО ПО СЕБЕ не позво-
ляет нам абстрагироваться, отвлечься от производства. Предположим даже,
что мы безо всякого ТРУДА можем установить действительную стоимость ве-
щи, предположим, именно, что мы имеем возможность непосредственно изме-
рять величину потребности человека в той или иной вещи подобно тому как
мы можем измерять температуру человеческого тела (выше мы упоминали,
что такая возможность теоретически мыслима). Казалось бы в этом случае
мы могли бы иметь вполне объективное представление о величине потреб-
ности и поэтому эта величина вполне могла бы послужить основанием объ-
ективной ценности. Но это не верно. Дело в том, что величина потреб-
ности выраженная и существующая указанным образом и способом столь же
далека от экономических отношений и связей, как, например, температура
тела человека, или цвет его волос или размер обуви, которую он носит.
Потребность просто как естественное явление может интересовать медици-
ну, естествознание вообще, но не политэкономию, ибо это неэкономическое
явление. Экономическим оно становится ЛИШЬ в той мере, в какой оно по-
буждает человека вступить в сферу экономических отношений, предпринять
какие-либо экономические действия. Например, моя потребность в продукте
как таковая совершенно безразлична к каким либо экономическим отношени-
ям, в ней нет ничего "экономического", но если я, движимый этой потреб-
ностью, становлюсь в очередь за продуктом, который ее удовлетворяет и
готов простоять в этой очереди несколько часов к ряду, - то ВОТ ЭТО уже
экономическое действие, и потребность, его вызывающая, уже становится
ЭКОНОМИЧЕСКИМ явлением. Экономика вообще есть сфера материального бытия
людей. Потребность становится экономическим явлением лишь в той мере, в
какой она вызывает какие-либо материальные изменения в этой сфере. Но
изменить что-либо в своей материальной жизни человек может лишь прило-
жив определенные, опять же, материальные усилия. Эти усилия и есть
труд. ТРУД, следовательно есть ни что иное как ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ДЕЙСТВИ-
ТЕЛЬНОСТЬ потребности. Необходимость анализа производства поэтому явля-
ется не внешним требованием по отношению к теории предельной полезнос-
ти, но вытекает из ее собственного, внутреннего принципа. Мы поэтому
должны в заключение выяснить насколько Бем-Баверк подчиняется этому
требованию, т.е. насколько он последователен в развитии собственных
идей. На этот вопрос ответить проще всего (потому мы и оставили его на-
последок):
"...потеряв... всякую надежду найти сущность и меру ценности... мате-
риальных благ... в отчаянии экономисты прибегали к чрезвычайно стран-
ным, нередко совершенно фантастическим объяснениям: хватались за "труд"
или "рабочее время", за "издержки производства", за "сопротивление при-
роды человеку" и другие диковинные штуки. (1.33)"
Бем-Баверку, конечно, неизвестно, что даже для того, чтоб сорвать
яблоко с дерева, человек должен затратить некоторое усилие, что, следо-
вательно, все, буквально ВСЕ материальные блага человек получает
посредством труда, что даже земля - излюбленный пример противников тру-
довой теории стоимости, - имеет ценность благодаря тому, что является
средством производства, т.е. даже невоспроизводимые блага так или иначе
"причастны" к производству, - все это названному мыслителю неизвестно.
Труд для него "диковинная штука", а ухватились за него экономисты толь-
ко лишь "от отчаяния" и неспособности правильно решить вопрос. Но сов-
сем обойти молчанием труд весьма мудрено, поэтому Бем-Баверк не может
ограничиться простым упоминанием о труде как о некой "диковинной шту-
ке". Он чувствует, что должен как-то "переварить" труд, найти для него
какой-то уголок в своей теории, - нельзя же в самом деле игнорировать
деятельность, которой предается 99% всего человечества на протяжении
всей его истории. Но для того, чтоб принять труд в лоно своей церкви,
Бем-Баверк вынужден во имя святого субъективизма превратить трудовую
затрату в некоторое чисто субъективное внутреннее переживание. Труд для
него - это "неприятность" или "беспокойство". То есть труд он превраща-
ет, так сказать, в потребность наизнанку. В таком виде труд его устраи-
вает и он готов с ним смириться. То что труд есть положительная затрата
усилий, затрата субъективности, если угодно, и, следовательно, объек-
тивное выражение субъективности, - это главное свойство труда для
Бем-Баверка не существует совершенно. В самом ответственном и наиболее
тонком пункте своей теории он проявляет воловью недогадливость и усмат-
ривает "диковинную штуку" в том, что, собственно, и представляет наи-
больший теоретический интерес прежде всего с точки зрения, между про-
чим, его собственной теории.
Другим примером, ярко иллюстрирующим его понимание сущности труда и
места последнего в теории является следующее его откровение (речь идет
о цене и издержках производства):
"Издержки производства отнюдь не составляют необходимой экономи-
ческой минимальной границы для цены товара. В доказательство этого мы
сошлемся на бесчисленное множество случаев продажи товара по цене, сто-
ящей ниже его издержек производства." (Продажа за долги, цены вышедших
из моды товаров и т.д.) "...Норма издержек производства приобретает
здесь значение только благодаря, - можно сказать, - некоторого рода
сентиментальности, которая при благоразумном способе действия не может
оказать влияния на поведение продавца...(1.199)" Крайний предел цены
"определяется его собственною оценкою товара. (1.200)"
В доказательство этой своей, опять же не лишенной экстравагантности,
точки зрения, Бем-Баверк, как видим, ссылается на то, что товар может
быть продан ниже издержек производства. Но никто никогда и не утверж-
дал, что издержки производства представляют собой ФИЗИЧЕСКИЙ предел це-
ны товара. Конечно, цена может быть ниже издержек производства, товар
вообще может быть отдан ДАРОМ, - что ж с того? Но если цена = издержкам
производства, то продавец не получает никакой прибыли и лишь покрывает
свои расходы, если цена превышает издержки, то эта разность представля-
ет собой прибыль продавца, если цена ниже издержек, то продавец несет
убытки. Следовательно, издержки производства представляют собой тот
предел, за которым КАЧЕСТВЕННО изменяется деятельность продавца, а
соответственно, и производителя: по ту сторону этого предела она убы-
точна, по эту - приносит прибыль. В последнем случае продавец и произ-
водитель достигают ту цель, ради которой действуют, в первом - их дея-
тельность противоречит их цели. Эта разница понятна и ребенку, но
Бем-Баверк, дабы не нарушить субъективную невинность своей теории, пы-
тается уверить нас, что она (эта разница) есть следствие "некоторого
рода сентиментальности" (словечко-то какое нашел!), минимальная цена
товара, по его СУБЪЕКТИВНОМУ мнению, определяется собственною оценкою
товара продавцом. Но эта последняя определяется, как мы знаем благодаря
стараниям Бем-Баверка, предельною пользою товара для продавца. Следова-
тельно минимальная цена вагона пшеницы, например, которую фермер прода-
ет на рынке, определяется чувством голода, которое испытывает продавец
в момент продажи! Здесь, надо думать, уже нет никакой "сентиментальнос-
ти", это - "плодотворная точка зрения".
Бем-Баверк не просто заблуждается, он упивается своим заблуждением;
в том, что ему удалось максимально удалиться от истины, он видит свою
особую заслугу перед наукой и рекомендует другим в качестве образца для
подражания.
И об этой теории Туган-Барановский, который, заметим, стоит интел-
лектуально выше всех умствований Бем-Баверка, говорит:
"Теория предельной полезности навсегда останется основанием учения о
ценности... основные идеи ее составляют вечное сокровище экономической
науки.(4.79)"!
"Скучно на этом свете, господа"...
ПРИМЕЧАНИЯ
*1 Цифры в скобках здесь и далее указывают источник откуда берется
цитата. Первая цифра - номер издания согласно списку литературы, поме-
щенному в конце статьи; вторая цифра - номер тома, если издание много-
томное; наконец последняя цифра (или цифры) - номер страницы (или стра-
ниц).
*2 Вообще говоря, как полезность, так и потребности формируются в
процессе экономической деятельности и потому являются не только осно-
вой, но и продуктом экономических отношений. Но это вопрос уже более
высокого порядка и его пока можно оставить в стороне.
*3 В этом пресловутом примере с пальто Бем-Баверк сваливает в одну
кучу целый спектр проблем. К ним относятся: 1) вопрос о полезности и
ценности; 2) вопрос как субъективная оценка превращается в цену; 3) как
эта цена получает количественное выражение, т.е. каким образом потреб-
ность в пальто начинает измеряться шляпами или рублями и т.п.; 4) воп-
рос о динамике цен, т.е. о том как цена изменяется в зависимости от тех
или иных условий. Но нагромоздив целый ворох проблем, Бем-Баверк ни од-
ну из них не ставит сознательно. Поэтому и следовать за ним во всех его
рассуждениях нет никакой возможности.
*4 Таким образом Бем-Баверк оказывается в резкой оппозиции к марксиз-
му. Не удивительно поэтому, что и со стороны марксистов последовала ре-
акция на его теорию. И эта реакция показывает нам во что выродился
марксизм после Маркса. Вот например Н.Бухарин. Бем-Баверка, право же,
есть за что критиковать и перед Бухариным открылся счастливый случай
продемострировать все теоретическое превосходство марксизма перед ново-
модными буржуазными теориями. Как же он воспользовался этим случаем?
Прежде всего, он с рабской покорностью соглашается со всеми нелепостями
Бем-Баверка, затем он демострирует нам (см. его "Политическая экономия
рантье") непонимание многих моментов теории предельной полезности.
Спрашивается: что же он в таком случае критикует? А критикует он то,
что в теории предельной полезности безусловно истинно и бесспорно.
Сколь ни мало истины в названной теории, Бухарин несчастным образом на
нее натыкается и именно на нее обрушивает весь свой критический запал.
А именно он пытается доказать нам, что при капитализме "типичным стано-
вится полное отсутствие основанных на полезности оценок благ со стороны
производящих их хозяйств".(5.69) Мы, конечно, слышали, что вместе с
разделением труда потребление отделяется от производства и что при ка-
питализме непосредственной целью производства является получение прибы-
ли, а не удовлетворение потребностей. Но ведь прибыль можно получить
только если товар будет продан, а он будет продан только тогда, когда
удовлетворяет ту или иную потребность покупателя. Следовательно удов-
летворение потребностей является если и не целью производства, то
средством, при помощи которого достигается главная цель - получение
прибыли, причем таким средством, которое нельзя как либо изъять или
обойти. Следовательно, при капитализме, в отличии от натурального хо-
зяйства связь между производством и потреблением более сложная, что од-
нако не дает нам права рассматривать потребление как некий второстепен-
ный элемент в экономических отношениях. И уж совсем нелепо уверять что
"типичным становится ПОЛНОЕ ОТСУТСТВИЕ основанных на полезности оценок
благ". Но и этой нелепости Бухарину мало. Нисколько не колеблясь, он
покидает последние пределы здравого смысла и утверждает, что "не нужно
думать, что так обстоит дело лишь с продавцами. Не лучше обстоит оно и
с покупателями..." То есть потребление не интересует не только произво-
дителей, но и самих потребителей! Да уж лучше бы Бухарин прямо попытал-
ся доказать, что при капитализме люди перестают потреблять.
*5 Например, в том случае, когда человек подавляет ту или иную свою
потребность, эта потребность может быть очень высокой и в то же время
никак не выражаться экономически. Ценность соответсвующего предмета мо-
жет быть небольшой и не находиться ни в какой связи с удовлетворяемой
им потребностью.
*6 Везде, где Бем-Баверк говорит: предельная полезность определяет
ценность, на деле никакого "определения" нет и мы эту его фразу должны
понимать в том смысле, что предельная полезность И ЕСТЬ ценность. Вооб-
ще, здесь может возникнуть и в действительности имеет место известная
доля путаницы. Что же в действительности изображает вертикальная ось
изображенного на рис.1 графика?: полезность вещи?, потребность в ней?
или ее ценность? Это довольно трудный вопрос даже после всего того, что
было сказано выше. Пусть читатель попытается ответить на него самостоя-
тельно.
*7 Тем не менее против 1-ого закона Госсена выдвигались возражения.
Все они в конечном итоге опираются на то, что динамика реальных потреб-
ностей очень сложна и вдобавок различна для разных предметов. Нечего
говорить о вздорности этих возражений. Закон Госсена есть абстракция,
такая же абстракция, как например, плоскость в геометрии. Реально этой
абстракции может ничего не соответствовать, что однако не лишает ее на-
учной ценности. Результат абстрагирования, т.е. обобщения, вовсе не
обязательно должен совпадать, точнее никогда не совпадает с каждым
конкретным случаем. Этот вопрос, впрочем, выходит далеко за рамки поли-
тэкономии.
*8 Бем-Баверк с великой помпой разрешает с помощью этой таблици прес-
ловутое "чудовищное противоречие", о котором говорилось выше. Но то,
что человек ценит бриллиант на сытый желудок больше, чем на голодный, -
это всем ясно и безо всяких таблиц.
*9 Если встать на тот путь, на котором топчется Бем-Баверк, то
единственно возможным здравым определением предельной полезности может
быть только следующее: предельная полезность есть первая производная
полезности запаса благ, т.е. это отношение приращения полезности запаса
благ к приращению количества этих благ при условии, что это последне
стремится к нулю. Так и рассматривают предельную полезность математики,
например, Джевонс. Но это есть лишь другое (математическое) наименова-
ние полезности единицы блага. Итак, если опустить математические ухищ-
рения, можно просто сказать: предельная полезность блага есть... полез-
ность этого блага. Что за чудесное определение!
*10 В противном случае биржу можно было бы заменить компьютером. В
самом деле, чего проще: пусть все продавцы и покупатели введут свои
оценки в компьютер и последний за считанные мгновения определит опти-
мальную для всех цену? Почему это невозможно? Потому что компьютер мо-
жет решить задчу только в том случае, если сформированы и сформулирова-
ны ее условия и именно этим он отличается от биржи (как равным образом
и от любой другой живой системы) где задача не только решается, но в
самом процессе этого решения формируются ее условия. Субъективные оцен-
ки не существуют как нечто данное и заранее известное хотя бы только
самим субъектам, они формируются в самом ходе биржевой игры.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Е.Бем-Баверк. Основы теории ценности хозяйственных благ. Спб.:
1903.
2. А.Маршалл. Принципы политической экономии. В 3-х томах. М.: Прог-
ресс, 1983 - 1984.
3. И.Г.Блюмин. Критика буржуазной политической экономии. В 3-х то-
мах.
4. М.И.Туган-Барановский. Основы политической экономии.
5. Н.Бухарин. Политическая экономия рантье. "Орбита", Московский фи-
лиал, 1988.
